Столь любопытной быть не надо, дочь моя,
Но повторяю вновь, что все улажу я.
Пойдем-ка поскорей отыщем Экзупера
И с ним подумаем, какие взять нам меры.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Маркиан, Пульхерия.
Маркиан.
Созна´юсь, госпожа, — тебя зову я так,
Поскольку звать сестрой не приучусь никак, —
Что в дни, когда мечтой отважился подняться
До той, с кем знатностью отнюдь не мог равняться,
Я спрашивал себя, как стал настолько смел,
Что робость пред тобой преодолеть сумел,
И сердце мне в ответ украдкой говорило,
Что есть в Леонтие неведомая сила,
Которою влеком, наперекор всему,
Он за предел, судьбой поставленный ему.
Пульхерия.
Я помню, и сама нередко ощущала,
Что страсть к тебе мою природу возмущала,
Но как любовный пыл я потушить могла,
Коль мать моя сама во мне его зажгла?
Императрица так шепнула в час кончины,
Когда ей дали яд за то, что Фоке сына
Мешала всячески на мне она женить:
«Дочь! Хоть тиран тебя к замужеству склонить
Любыми средствами пытаться будет ныне,
Супруга для тебя дай выбрать Леонтине:
У ней хранится клад, что станет мил тебе».
И Леонтину я приблизила к себе,
Считая ложным слух, что довелось когда-то
Ей выдать моего еще грудного брата,
А также слово «клад» толкуя как «супруг»,
Затем что нас с тобой она свела, мой друг.
Так, материнскому покорна повеленью,
Презрела я свое высокое рожденье
И отгоняла мысль о том, что над тобой
Я тем не менее вознесена судьбой.
Дабы со слабостью своею примириться,
Твердила я себе: «Леонтий твой — патриций
И доблестью своей с тобою уравнен.
Быть императором такой герой рожден,
И можешь ты любить, за выбор не краснея,
Того, чье мужество страною чтимо всею».
Смягчалась сердцем я от доводов таких,
Хоть не любовь, а кровь подсказывала их,
И страсть-обманщица над голосом природы
Верх у меня в душе брала все эти годы.
Маркиан.
Увы, сестра моя, — поскольку мне пора,
Узнав, кто я, тебя именовать «сестра», —
Как дружбе свойственно любовью заменяться,
Как нашей склонности нам сладко подчиняться!
Но для кого любовь должна лишь дружбой стать,
Тому в его тоске нельзя не сострадать,
Затем что смерть — и та не большее мученье,
Чем для влюбленного от милой отреченье.
Заветнейших надежд лишен природой я:
Внушает ужас мне теперь любовь моя.
Став тем, чем стал, я тем, чем стать хочу, не стану.
О, если бы и впредь я верить мог обману,
На правду горькую набрасывать покров
И так же, как досель, не знать, кто я таков!
Пульхерия.
Ты слишком мной любим, чтоб не понять могла я,
Как страждешь ты, во мне любимую теряя,
Но облегчают мне с возлюбленным разрыв
К тирану ненависть и мысль, что брат мой жив.
Как ты, порвав любви желанные оковы,
От боли застонать была и я готова,
Но память бы о них навеки прокляла,
Когда б по слабости слезинку пролила.
Удар меня настиг, но не сломил нимало.
Под тяжестью его душой я устояла.
Был, словно пламя, чист во мне любовный пыл:
Как честь зажгла его, так долг и погасил.
Любимого лишась, я получила брата.
Приобретение мне возместит утрату,
И буду я считать счастливицей себя,
Коль за родных отмщу, тирана погубя.
А ты, к владычеству предызбранный судьбою,
Сумей сначала стать владыкой над собою
И докажи стране свои права на власть,
В себе, как я, смирив бунтующую страсть.
Маркиан.
Дочь императора, взрастала ты в сознанье
Того, к чему твое обязывает званье:
Пульхерией тебя зовут, а потому
Вольна приказывать ты сердцу своему.
Но я, приученный к не столь высокой доле,
Не наделен такой несокрушимой волей,
И окончательно не властен, может быть,
В себе Леонтия Ираклий подавить.
Молю, чтоб ты меня за слабость извинила:
Не брат твой тут стенал от горести — твой милый.
Но не стыдись речей, что вел один с тобой:
Делами тотчас же искупит их другой.
Возглавить заговор согласен я, коль скоро
В убийстве деспота не видишь ты позора,
Коль человек такой, как у тебя, души
Считает, что в борьбе все средства хороши.
Но с просьбою к тебе дозволь мне обратиться.