Акт третий. Страсть бесстрастная. Сцена пятнадцатая (Монолог)
Что такое любовь? Это когда Господь
спросит меня – готов ли ты умереть вместо нее?
И я отвечу – да.
Анализ Атрокса затруднителен, поскольку перемены в душе его скоропостижны, изменчивы, не обосновываются никоим образом, некогда крайне спокойное море, вскипело и забурлило, оно может расступиться, и мы пойдем по суше, но те стены способны обрушиться в любой момент и затопить жалкие попытки к познанию. В нем родилось или проснулось нечто, не поддающееся конструктивным методам, любовь эфирно духовна, потому неосязаема, без формул, но с четким акцентом на доминирование над всем естеством. Распускается редчайший цветок из крохотного семечка Создателя, впервые столкнувшись с таким процессом, невольно пугаешься, иногда ожесточаешься, или безмерно радуешься. Атрокс же упав на пол, сидел, обхватив себя руками, словно в смирительной рубашке, сокрушался и не мог понять, что же с ним творится, словно из груди просачивается свет, былые желания затмились, страсти улеглись. Тогда он понимает, вот, что ему недоставало, вот что важнее всего, будучи романтиком, он предрек вечность своих чувств, отныне они связаны навеки. И понял, отныне она обречена быть музой, любовью ужаснейшего из людей, она обречена терпеть его присутствие. Джезель пока ни о чем не подозревает, но когда-нибудь узнает, о своей участи быть любимой чудовища. В своей комнате в доме бабушки, Атрокс размышляет, пытается понять и решает каков будет его следующий шаг, ведь маска над леди не властна. Задумчиво отрешенно ведет себя он
Con amore (с любовью)
Комната Атрокса.
Атрокс
И видит Бог,
я люблю ее одну.
Что предназначена судьбой,
покуда не засыплют нас землей.
Странствовать вольны,
любить, ведь для этого мы сотворены,
но не пойму,
Что происходит,
что со мной?
Не иссушить незыблемую огненную чашу,
и сажу от сердца не содрать.
Болит оно и просит о пощаде,
ударом за ударом, отсрочивает рок.
И остановится оно, когда-нибудь,
но раз пишу, значит, бьется,
сострадать,
Молить об искупленье,
о прощенье,
удлинить нареченный судьбой срок.
Соизволит ли Бог,
утешить беспокойного душою,
любовью окрыленного,
Одержимого того, недостойного,
закованного в кандалы, приговоренного в рабы
Чувств.
Беззвучной арфой влекут
из пены морской что вышли,
красотою покоренного.
Ведите нимфы меня вы на эшафот,
но я не пойду, обходя стороною райские сады.
Прекрасный образ существа влечет меня,
покинь же страсть мои уста.
Перестаньте повторять,
но не перестану удивлять
и удивляться я не перестану.
Создателем восхищаться,
а не созданием Его,
но оно, похоже, так близко.
Не пуста отныне грешная душа,
возомнил любить,
не я осмелился так решить.
И сколько видел женщин я,
не сосчитать, ни одна,
не смогла восстать, не стану
Лгать, лишь в Джезель увидел часть себя,
подумать страшно, но это так,
правду не украсть.
Умна, красива, всё это могло быть и у меня,
нет, не могло, я единожды рожден.
Но всё равно, ощущаю связь и общее между нами,
она недостающая в идеале часть.
Я смешон,
покажите книгу мне,
где язык сердца переведен.
Утерян, Шопен нотами создай музыкальный строй,
ты кроток, так будь собой.
Как и я, романтик,
выразить невозможно простотой, что так сложна.
Она звучанье рифм под блекнущей луной,
она мириады фраз колоннадой неземной.
Она шуршанье лепестка первого любовного письма,
она на стекле зимою кружева.
Радуга после летнего дождя,
разлука после ночи кутежа.
Китайский фейерверк,
заряды кончились,
но цвет тот не померк.
Сказочная страна,
где нет ни старости, ни смерти.
Она внутри.
Вот здесь, в моей груди,
где боль, где радость и печаль.
Искусство, вера, искушенье, ад и рай.
Послушай, дыханье затаи.
Услышь, ставни отвори,
признайся, не молчи.
Слабеешь, так пиши,
что начертано на скрижалях сердца.
Ты не посмеешь, другой ту лиру воспевать