– Хотим тебя, Саблин, утвердить вожатым. Ты как к этому? – спросил Гайдуков, новый секретарь комитета.
– Вожатым отряда пятого «Б», – пояснила Зинаида Васильевна. – Какое у вас отношение к работе, которую вам собираются доверить?
– Отношение? Что ж... – говорит Валерий кисло.
Хоть это ему и по душе – возиться с малышами и опекать их, – но, как ни странно, он не доволен, а раздосадован сейчас. После недолгих секунд, когда ему чудилось, что произошло важное и внезапное, большая перемена в его судьбе, Валерий чувствует себя так, будто у него были какие-то определенные ожидания и он в них обманут. Так бывает с ним в последнее время. В первый раз это было весной – он шел из школы по мостовой, спасаясь от капели, пробирался по бугристому ледяному насту двора, грязному насту в трещинах и каналах, по которым зима стекала в калитку на улицу, где были одни только потоки: ни снега, ни льда. Тогда он ощутил вдруг, что дома его ждет удивительная новость. Но дома было, как обычно, без перемен. Эта обычность ошарашила, почти подавила его.
Потом, летом, он как-то возвращался домой после дня, проведенного за городом, в лесу, – и опять, как весной, казалось Валерию: его что-то ждет. Однако дома с утра ничего не изменилось, а Валерий поник так, будто не сбылось обещанное.
– Валерий, – сказал Гайдуков, – вообще-то это я предложил тебя назначить вожатым... Мы с ним вышли как-то после уроков вместе, – обратился Игорь к членам комитета. – Я его от школы тяну, а он видит: малыши за школой собираются – и в момент учуял неладное. Я бы внимания не обратил, а оказалось, правда, пацаны боятся переулком идти: с них там какие-то наглецы налог взимают насильственным путем. Ну вот... Я подумал, у Саблина, как говорится, душа лежит к мальцам... Но, – обратился он к Валерию, – если это не по тебе, так мы можем другую работу поручить.
– Нет, – возразил Валерий, – не надо. Это верно по мне.
– Очень хорошо, товарищи, – сказала Зинаида Васильевна, – что Саблин берется за дело с охотой. Надо бы пояснить, какие у него будут задачи. Но сначала два слова о реплике Гайдукова. Он в своей довольно-таки короткой реплике употребил два слова, нарушающих чистоту языка. Какие это были слова? Это были слова «пацан» и «малец». Многие наши учащиеся засоряют свою речь. Мы сегодня будем обсуждать поступок Ляпунова, который в этом особенно, так сказать, преуспел. И, мне кажется, Гайдукову, секретарю комсомольского комитета, культурному юноше, не стоит пользоваться словечками вроде «пацан».
– У меня вопрос к вам, Зинаида Васильевна, – сказал Гайдуков спокойно, – каким словом я, секретарь комитета, должен заменять слово «пацан»?
– Говорите «мальчик», – немедленно отозвалась Котова.
– Хорошо, мальчик, – согласился Гайдуков.
– Дер кнабе, дас кинд! – выпалил вдруг Кавалерчик.
– Что? – не расслышала Зинаида Васильевна.
– Я просто так, – сказал Борис.
– А все-таки?
– По-немецки «мальчик» – «дер кнабе», – дружелюбно сообщил Станкин.
– По-моему, это не имеет никакого отношения к делу, – нахмурилась Котова.
– Абсолютно, – вежливо кивнул Стасик.
– Пацан лучше! – решительно произнесла Лена Холина, которая до этой минуты не проронила ни звука и только покусывала в задумчивости кончик косы.
– Лучше кого?.. – не понял Гайдуков.
– Можно мне сказать? – Лена спохватилась, что не взяла слово. – Мальчик может быть и большой и маленький. – А пацан – это именно маленький мальчик. Поэтому пацан – лучше. Точнее.
– Правильно! – дружно поддержали Лену девочки-комитетчицы. – Раз уж...
– Холина допускает ошибку, – вмешалась Зинаида Васильевна. – Вы должны учиться говорить литературным языком. И не надо свою речь бессмысленно засорять.
– Зинаида Васильевна, а «Педагогическая поэма» написана литературным языком? – кротко спросила Лена.
– Ну конечно! – тотчас ответила Котова.
– Так вот, в «Педагогической поэме» Макаренко все время называет маленьких мальчиков пацанами, – не повышая голоса, но глядя на Зинаиду Васильевну торжествующими глазами, объявила Лена. – Значит, он тоже, как я, допускал ошибку?
И все в упор, с яростным любопытством смотрели на Котову: как она станет выбираться из положения?
Котова минуту была в замешательстве. Сказать, что ошибался Макаренко, она не смела. Признаться, что ошиблась сама, – не умела.
– Давайте будем поскромнее, – сказала Зинаида Васильевна с оттенком наставительности, – не будем себя на одну доску ставить с выдающимися писателями. А лучше повнимательнее будем следить за своей собственной речью, чтоб она была чище, без вульгарных словечек... Перейдем к товарищу Ляпунову.
– Разрешите мне... – начал было Валерий, желая вступиться за Лену, но Игорь замахал на него рукой. Валерий сел.
И перешли к Ляпунову.
Оказалось, что Ляпунов называл одноклассников «ложкомойниками». Ребята не обижались, но девочкам это не понравилось. И вот Ляпунов их иначе почти и не величает – только «ложкомойницами». Девочки оскорбляются.
Члены комитета в один голос втолковывали Ляпунову, что дразнить так девочек – глупо и бессмысленно; что голова дана человеку, чтобы думать; что он, «не мозгуя, тормозит налаживание дружбы с девочками», как выразился Станкин.
Ляпунов принял нахлобучку как должное. Он не отрицал, что глупо дразнил, мало думал, безмозгло тормозил. Но особенной вины за собой, видимо, все же не чувствовал и увещевающе повторял, что оскорблять никого не хотел: просто привязалось словечко и с языка не сходит.
– Жаргонное словечко, – вставила Котова.
– Наверное, да, – подтвердил Ляпунов с видом человека, который хотя и не в курсе дела, но вполне доверяет чужой учености.
После этого Котова долго еще поучала Ляпунова. Она цитировала высказывание Ломоносова о русском языке, постановление Моссовета о поведении подростков в общественных местах, поговорку «С кем поведешься, от того и наберешься» и закон о равноправии женщин. Все это было верно: и то, что говорил Ломоносов, и то, что постановил Моссовет, и то, что вещала поговорка, и то, что провозглашал закон. Но все это было хорошо известно, а главное, едва ли касалось Ляпунова, который умел вести себя в общественных местах и на права женщин посягал ничуть не больше, чем на права мужчин. И потому он выслушал все терпеливо, но без уважения. Ребята видели это. После того как Ляпунов не «для порядка», а вполне искренне признал: виноват, – вопрос для них был исчерпан. И они томились.
Выйдя из школы, члены комитета разделились на две группы. Девочки шли немного впереди, мальчики – сзади. Иногда расстояние между ними как бы случайно укорачивалось, они шумно перекидывались несколькими фразами, а потом снова либо девочки независимо ускоряли шаг, либо мальчики небрежно отставали. (Не очень-то, мол, за вами гонимся!..)
Некоторое время шли так – не врозь и не вместе.
– Здорово Лена Зинаиду Васильевну поддела! – нарочно громко сказал Гайдуков. – Опять девчата нам умственное превосходство показали!
Польщенные девочки приостановились. Граница между группами стерлась.
– А Зинаида-то не приняла боя! – заметил Ляпунов. – Так, мной заслонилась... Лучше б меня не было, ей-богу... – Он сделал неожиданный шутовской жест: будто на себя, опостылевшего, рукой махнул.
Ребята рассмеялись.
– Она поспешно заслонилась Ляпой, – веселился Кавалерчик, – а перед нами не поставила задач! Тебе известны твои задачи, а, Валерий?
– Мне известны его задачи, – вмешался Игорь Гайдуков и преувеличенно внушительным тоном отчеканил: – Значит, так: подтянуть пятый «Б», стать опорой классного руководителя пятого «Б», покончить с разболтанностью отдельных пионеров пятого «Б». Осознал, мальчик?
– Нет, правда, ребята, пятиклассники такие разболтанные бывают, что просто возмутительно, – сказала девочка, державшая Лену под руку.