– У «Художественного» спекулируют безбожно, – пожаловался Ляпунов, закурив и затянувшись.
– Одни у «Художественного» наживаются, другие в переулке, от школы в двух шагах, малышей обирают. Слыхал?.. Игорь говорил, – вмешался Станкин.
– При чем Игорь? – рассердился Ляпунов. – Сам я, что ли, не видал этих ложкомойников?!
– Ой! Опять он! – притворно ужаснулись девочки. – Как не стыдно! Слово давал!
– Виноват, – опомнился Ляпунов, – само вырвалось... Я к тому, что...
– Постой, – прервал Гайдуков. – Где к тебе, в конце концов, прилипло это самое... то, что само вырывается?
– Слышал от одного типа, – ответил Ляпунов, – по амнистии его выпустили. С нашего двора. Там такая компания! – Ляпунов присвистнул. – На мокрое дело пошли бы – я и то б не удивился.
– А что такое «мокрое дело»? – робко полюбопытствовали притихшие девочки.
– Убийство, – снисходительно пояснил Ляпунов.
– И эти все... они, значит, у вас во дворе скрываются? – спросила, понизив голос, девочка, сокрушавшаяся по поводу разболтанности пятиклассников.
– Почему скрываются? – возразил Ляпунов. – Они по вечерам во дворе в карты режутся – всему дому слышно. Тут и употребляются, как Зинаида Васильевна называет, жаргонные словечки. А чтоб расплачиваться, им деньги нужны. Я и думаю: не они ли у малышей в карманах шарят?
– Ты предполагаешь, они рецидивисты? – осведомился Станкин.
Ляпунов в раздумье покачал головой.
– Там, по-моему, разные... – начал он и запнулся. – Ребята, только чтоб никому! По-честному!
Ребята тесно обступили Ляпунова.
– Ну? – проговорил Валерий.
И тогда Ляпунов рассказал, что «тип» пробовал его приваживать. В карты играть звал. Намекал, что можно бы здорово подзаработать...
– А зачем мне, когда мне отец, сколько прошу, дает? – прервал себя в этом месте Ляпунов.
– А если б отец мало давал? – холодно спросил Станкин.
– Все одно себя марать не к чему, – ответил Ляпунов и продолжал: – Когда я наотрез отказался, он и говорит: «Напрасно гнушаешься, из твоей же школы ребята с нами контакт держат».
Игорь и Валерий молча переглянулись.
Ляпунов снова попросил ребят не болтать.
И, как бы оправдывая настойчивость повторной просьбы, напоследок заметил:
– Жизнь-то все же одна... – Попрощавшись, он скрылся в воротах своего дома.
После этого девочки спросили, не проводят ли их мальчики до дому. Теперь ведь с каждым днем темнеет все раньше. Вопрос был задан почему-то вполголоса.
Валерий, Игорь и Стасик Станкин охотно взялись проводить девочек.
– А скажите, – обратился к девочкам Станкин, – до этого года... собственно, до того, как мы стали учиться вместе, у вас в школе и правда все было замечательно? Тишь да гладь?..
– Тиши... то есть тишины, может быть, было действительно больше, – сказала одна из девочек.
– И скуки, – добавила Лена. – Успеваемость, средний процент успеваемости... – произнесла она монотонно и сделала гримасу.
– Но с дисциплиной небось гладко? – спросил Валерий.
– Да ничего, – сказала неохотно Лида Терехина. – По-всякому...
– А вы между собой не дрались? – осведомился Гайдуков с большим любопытством.
– Это-то нет. Но вообще...
– Для чего вспоминать?! – перебила Лена.
Все замолчали. Видя, что девочки немного приуныли, мальчики попытались возобновить полушутливый и веселый разговор, который завязался вначале.
– Дети! – предложил Гайдуков. – Повторим наказ новоиспеченному. Итак... – Игорь окинул всех взглядом, как дирижер, проверяющий готовность оркестрантов. – Итак: задача Валерия – добиться, чтоб пятый «Б» был достоин нашей школы, которая уже много лет служит...
– ...примером всем школам района! – хором закончили девочки эту хорошо знакомую фразу.
...Когда ребята по очереди довели до самых дверей всех девочек, кроме Лены, Гайдуков толкнул в бок Станкина и сказал:
– Лена, мы со Стасиком немного торопимся. Одно дело у нас... Так тебя Валерий один проводит. Охрана вполне надежная: боксер высокого класса!
И Валерий внезапно остался с Леной наедине.
– Ты на самом деле боксер? – с интересом спросила Лена.
– Учусь пока, занимаюсь в секции.
– Давно?
– Год.
Она оглядела его профиль.
– Говорят, у всех боксеров носы приплюснутые, – сказала Лена, – а у тебя, по-моему, обыкновенный, курносый.
– Не сломали еще, – пояснил он сухо.
– Удалось сберечь?
Разговор о собственном носе, сбереженном и курносом, был для Валерия отчаянно труден.
– Да, – ответил он. – Вот я хотел тебя спросить... – Он еще не знал в эту секунду, о чем спросить, но «переменить пластинку» нужно было немедля. – Действительно, Макаренко называет мальчишек пацанами?..
Лена в упор посмотрела на Валерия так, будто он совершил нечто невообразимое, непростительное.
«Что такое?» – встревожился он.
Затем она чуть улыбнулась, как человек, еще надеющийся, что, может быть, услышанное – не дурная новость, а просто глупая шутка.
– Ты разве не читал «Педагогическую поэму»?
– Не читал. Слыхал про нее, конечно, а так что-то не попадалась.
– Ну, понятно, – сказала Лена пренебрежительно.
Странно! Она больше ничего не добавила, шла по-прежнему рядом, но все переменилось. Он чувствовал себя уже не спутником и защитником Лены, а так, словно непрошеный увязался за нею. Ему было очень неудобно идти и молчать. И так же нелегко – заговорить.
– Что же, без этой книжки, – выдавил из себя Валерий, – и прожить нельзя? – И ухмыльнулся, заботясь больше всего о том, чтобы не было заметно его смущение.
Лена тотчас отчужденно ответила:
– Смотря как прожить!..
Валерий не преминул бы съязвить в свою очередь, но не успел: Лена остановилась.
– Ну, я уже пришла, – сказала она. – До свидания.
Оказалось, что напротив – ее подъезд. Ему было знакомо это высокое, темно-серого камня здание с выпуклыми римскими цифрами на фронтоне. Цифр было так много, что на ходу Валерию никогда не удавалось вычислить, в каком году дом воздвигнут.
– До свидания, – ответил Валерий и таким тоном, словно делает Лене уступку, добавил: – Ладно, книжку я прочитаю.
Лена пожала плечами и направилась к своему подъезду. На ходу обернувшись, она безразлично проронила:
– Могу тебе дать.
– Если можешь, пожалуйста. Я читаю быстро.
– Ну, зайди на минутку.
– Лучше вынеси...
Все-таки он поднялся с нею в лифте на пятый этаж, но в квартиру не вошел, а остался ждать на лестничной площадке. Через минуту Лена вынесла ему книгу и, слегка кивнув, сразу затворила за собой дверь.
На улице Валерий открыл портфель, но толстая книга не влезала в него. Тогда он вынул из портфеля несколько учебников, и «Педагогическая поэма» поместилась. Учебники Валерий зажал под мышкой.
В этот день учителя не раз обращали внимание на то, что Саблин очень рассеян. И недаром. Он думал только о предстоящей встрече со своими пионерами. Даже тогда, когда вопрос учителя бывал так прост, что руки дружно поднимали все, Валерий продолжал сидеть с безучастным видом. Единственный ученик, не тянувший вверх руки, бросался, конечно, в глаза. Сначала Валерия вызвал к доске физик, в результате чего напротив фамилии Саблина появился в журнале вопросительный знак, похожий на недописанную двойку. Затем ему предложила отвечать Ксения Николаевна. Это было досаднее всего, потому что перед нею ему особенно не хотелось срамиться.
Девочки, которые учились у Ксении Николаевны давно, окружали ее имя почтительным ореолом. Между прочим, они рассказывали, что Ксении Николаевне предлагали несколько раз преподавать в институте, но она отказывалась, не желая оставлять школу. Рассказывали, как она строга, и любили вспоминать подробности этой необыкновенной строгости. Со слов девочек Валерий усвоил, что у Ксении Николаевны не бывает любимчиков; что она не ставит пятерок отличнику, «чтоб не испортить табель», как говорят иногда. Ответ решает для нее все, а не соседние оценки в дневнике. И как раз по этой причине она без колебаний ставит пятерку в дневник, где на фоне троек эта пятерка кажется загадочной и диковинной.