Элиз Вюрм
Тебе
Воланду
Люблю и плачу, умирая
Прольюсь в тебе слезой
Пусть звездный мир себя свершая
Зовет тебя со мной
Люблю и плачу, умирая
Но где судьба
Фантаны рая, и ад передо мной
Летим с тобой сквозь клочья дыма – две падшие звезды!
Под нами грешный мир пылает
Над нами свет судьбы
и вечная любовь
Люблю и плачу, умирая
Судьба зовет с собой
Горит любовь, не умирая
Прекрасная как боль
Эдит Пиаф
Чуть охрипшая и заблудшая,
Пела девушка, грошек ждущая.
Дождь накрапывал – мокла улица,
И Воробушек горько хмурился —
Над собором Нотр-Дам де Пари,
Ангел любви не спал до зари.
Дракул и Христос
Ну, вот дорога, дом, висящий крест.
Толпа зевак мечтающих о чуде.
А вот и двое; Дракул и Христос.
Один в огне, другой – в хламиде грубой.
– Куда ты вдруг? – изрёк «изящный» друг.
– А ты куда? – спросил вдруг, обнаженный.
– Моя дорога в ад, но там приятен круг;
вокруг друзья и выпить можно много,
а ты один и смертен твой удел.
И крест тяжел, и вряд ли будет чудо.
Но над толпою голос прогремел: из праха созданы, пусть в прахе и прибудут!
Осень
Колдунья мать и дети колдунята
В старинном парке рассыпают злато.
Как осени дары горит листва берез,
И плачет сердце, скоро уж мороз.
А на морозе слезы как хрусталь,
В высоком небе неизмерна даль,
И годы что ушли давным-давно,
Как старый фильм про первую любовь.
Любимый
Не украла, не убила, не просила,
Просто так взяла и все забыла.
И жива, жива моя звезда,
но, а ты забытый навсегда.
Так забытый, что кричу ночами.
Так любимый, что не для печали,
и для слез желанья больше нет,
ну, прощай, ищу другой рассвет.
…Ужаснее на свете
Нет подлости ужаснее на свете,
Чем подлость губ целующих распятье.
И в сердце рана, и в груди обман.
Жизнь человека соткана из тайн.
Есть тайна в теле, тайна у судьбы.
Безмерно горе; вечно мы грешны!
А Бог-судия не дремлет и речёт: не согрешишь,
прощенья не найдешь!
Петербургу
Я в сером дождике,
Мосточек – хрупкий лёд.
И старый дом на Мойке безответный.
Скрипит фонарь, трамвай спешит в депо.
А я как птица жадно жду рассвета.
Борису Пастернаку
Японский веер даме подарю.
И на гитаре парочку аккордов,
Из хрупких нот мелодию одну,
Создам, как гений, и уйду довольный.
И долго буду, в лужах отражаясь,
С луною вместе возникать, я таять.
Модильяни
Кривая линия, и сорван белый блик.
Тускнеют краски чёрные на белом.
И не понятен призрачный язык,
Но тянет сердце к женщине с портрета.
Краски разбросаны в небе,
а на земле – темнота.
Холодно гулко и нервно…
Жизнь как кусочек холста.
Подражание А. Вертинскому
В старинный порт прибудут корабли,
и китайчонок встретит у причала.
В далеком дне столетия прошли,
мне не понять конца, но где начало?
Но я там был и руку целовал
прекрасной даме в призрачной вуали.
Моя судьба не встретила меня –
все корабли застыли у причала.
Любовь, любовь как сон, как крик, как явь.
Она везде как жизнь между огнями.
Огнем судьбы согрею ли себя?
В огне надежд, не сгину ли в печалях…
Я не пою себе, и вам я не спою.
Оборвана струна, и голос мой простужен.
Но где-то там оставлен на земле
мой след бессмертный в дочери и внуке.
Разбитый патефон, скрипучий как оркестр.
Забытых звуков тайное томление.
А эти розы подсказали мне
сладчайший запах моего творенья.
Сакура
Подари мне цветы, моей сакуры нежной,
Лепестки её слез розовато-безбрежный.
Ту весну, что была, вновь ударила осень.
И торчит в тишине ствол устало замерзший.
И вот опять
И вот опять приходишь ты ко мне,
Скажи, зачем? Ты далеко, во сне.
За гранью слез, где властвует лишь Бог,
Ты там, я – здесь, не перейти порог.
Не видно глаз, и тела нет совсем,
Бессмертен дух, и больше нет проблем.
Забудется совсем лицо твое.
Меняется погода… вот и все.
Любить
Любить, любить… да разве все равно:
Кого и где, за что и почему?
Да просто так!
В открытое окно как Маргарита, сигануть во тьму.
И к Мастеру лететь назло судьбе,
любить, как жить, и так же умереть.
На волю
На волю сердце моё, на волю…