– Ты прячешься, – отзывается Роуэн.
Я удивленно выпрямляюсь. Подруга сказала это ни с того ни с сего, и ее ответ никак не связан с моим вопросом. Правда, своим замечанием она, как всегда, попала не в бровь, а в глаз.
– Я прячусь?
– От отца.
– Не хочу о нем говорить, – хмурюсь я.
Роуэн начинает наносить второй слой лака.
– Он не хотел сделать тебе больно, Джулс.
Я молчу.
Подруга поднимает на меня глаза.
– Ты сама сказала, что вещи предложил купить редактор. Твой отец же не в интернете их выставил на продажу.
Она права, знаю. Я рассматриваю свои собственные ногти – короткие, закругленные и ненакрашенные.
– У меня такое ощущение, будто он наказывает ее, – тихо признаюсь я.
– Возможно, – соглашается Роуэн и, помедлив, продолжает: – Гнев – одна из стадий переживания горя.
Подобные разговоры нервируют меня. И я совершенно не хотела говорить о папе. Или маме.
– Вас этому на уроке психологии учат?
Роуэн опускает кисточку с лаком и разворачивается на компьютерном кресле, чтобы оказаться лицом ко мне.
– Вчера вечером мама спросила меня, не позвонить ли ей твоему отцу.
– Что? – вырывается у меня. Я кидаю взгляд на дверь, готовая вскочить и бежать. – Почему?
– Потому что последние четыре дня ты практически живешь у нас.
– Ладно. Я ухожу.
– Нет! Джулс, стой!
Роуэн вскакивает и преграждает мне путь прежде, чем я успеваю выскочить за дверь. Она опускает ладони на мои плечи осторожно, чтобы не смазать лак.
– Подожди. Хорошо? Выслушай меня. Мама еще сказала, что двери нашего дома всегда для тебя открыты. Всегда. – Она умолкает на пару секунд. – Мы переживаем за тебя.
Все принимают маму Роуэн – Мэри Энн – за ее сестру. Я не шучу. Она родила Роуэн в двадцать два года, с молодости заботится о своей внешности и ведет здоровый образ жизни. Думаете, Роуэн из чувства противоречия будет перекрашивать волосы в черный и лопать сникерсы на обед? Ничего подобного. Они как лучшие подружки все друг другу рассказывают. Я даже не удивлена, что они обсуждают меня. Я удивлена, что завидую им.
– Знаю, он не хотел сделать мне больно. – Я злюсь, поскольку Роуэн впервые не понимает меня. – В этом-то и проблема. Он даже не подумал, что причинит мне этим боль.
Роуэн колеблется.
– Говори же, – требую я. – Говори, Ро, что хотела сказать.
– Может, маме действительно лучше позвонить ему?
– Что? Почему?
– Может, ему нужна… поддержка. Чтобы и он смог помочь тебе.
– Ну конечно. – Я даже не пытаюсь скрыть досады.
Снова поворачиваюсь к двери.
– Ну перестань, – выходит за мной в коридор Роуэн. – Ты моя лучшая подруга, Джулс. Я хочу помочь тебе.
– Знаю. Просто… мне не нужна сейчас твоя помощь.
– Пожалуйста, стой.
Я останавливаюсь в передней. В ярком свете ламп кудри Роуэн сверкают как золото, голубые глаза ярко блестят. У меня волосы темные и прямые, на лице легкий макияж – только потому, что меня достали люди, которые советуют мне отдохнуть, глядя на нездоровый от постоянных переживаний цвет кожи.
– Ты будто все время злишься, – тихо и осторожно замечает подруга.
– Так и есть, – не думая, отвечаю я.
Может, она и права. Может, гнев – это стадия переживания горя. Но мне кажется, что я навечно застряла на ней. Что хожу по замкнутому кругу, из которого никак не выбраться. И если я простою тут еще хотя бы минуту, то злость раздерет меня на части.
– Мне нужно идти, – поспешно говорю я, хватаясь за дверную ручку.
– Джулс… – Роуэн вздыхает. – Я не собиралась тебя выгонять.
– Ты и не выгнала.
– О чем ты хотела меня спросить?
Я хотела спросить ее о письмах, но теперь не могу. Она не поймет. Она прочтет нашу переписку о смерти, самоубийстве и безысходности и сделает неправильный вывод.
Тогда они точно позвонят папе.
– Ни о чем. Увидимся утром?
Роуэн выходит со мной за дверь, но я делаю жест руками, чтобы она остановилась.
– Хватит, Ро. Хватит. Я просто немного покатаюсь по округе. Со мной все будет в порядке.
– Ты поедешь на кладбище?
Уже поздно, давно стемнело. Если я скажу «да», она разволнуется.
– Нет. Не сегодня.
Я сбегаю по ступенькам вниз. Роуэн не выгнала меня на улицу, но ее дом больше не кажется мне убежищем. Не тогда, когда в нем сидит ее мама, жаждущая проанализировать мое горе.
– Спокойной ночи, – кричит вдогонку Роуэн.