Миновав лес и совершив долгий, утомительный подъем по левому берегу могучей реки Псыш, мы дошли до очаровательного озерка, расположенного на маленьком плато близ ее истока. Там у нас был большой привал, обед и отдых, во время которого мы любовались великолепным, сверкающим на солнце, круто спадающим с горы того же названия ледником. После чего двинулись к перевалу. Это было ошибкой. На подъеме к озерку мы порядком устали, время было за полдень, перевал Наур (2900 метров) даже у альпинистов считается нешуточным. Следовало заночевать на плато и со свежими силами выходить на штурм перевала рано утром. Но командир приказал, и мы пошли.
Под Науром лежит большой ледник, сплошь покрытый слоем фирна, так что он воспринимается как обширное, с довольно крутым наклоном снежное поле. На подъеме к леднику мы видели, что склон его заканчивается обрывом на «бараньи лбы» — гладкие, точно вылизанные скалы, падающие на глубину в несколько десятков метров. Человека, скатившегося по снежному склону на эти «лбы», можно считать уже покойником.
Чтобы подойти к перевальной точке, нам надо было, взойдя на ледник, пройти по нему траверсом несколько сот метров. То есть идти параллельно безмятежному, если смотреть сверху, а на самом деле, как нам было известно, зловещему краю снежного поля. Разумеется, мы старались держаться от него подальше, прижимаясь к черной гряде скал Главного хребта. Но это был не более чем самообман. Дело в том, что при таком наклоне и твердости фирна человек, начавший скользить или катиться вниз, так быстро набирает скорость, что даже с помощью ледоруба может остановиться не ниже, чем через пять-восемь метров от места падения. Без ледоруба он обречен (в нашем случае на гибель) уже через два метра.
Мы шли по всем правилам. Кирилл впереди, выбивая ступени, самый слабый участник похода, то есть Зоя, за ним. В случае ее падения ему нетрудно было бы сразу же задержать ее. За Зоей, не растягиваясь, шли трое девочек. Я, как страхующий, шел последним, метра на два ниже линии их движения. Между мной и Зоей, за которую я особенно боялся, было расстояние метров шесть. Кириллу следовало, поминутно оборачиваясь, наблюдать за самочувствием Зои, соответственно выбирать темп движения, наконец, подбадривать ее — в критических ситуациях это очень важно. Он этого не делал только потому, что ему не нравилась ее фигура! Воистину от тяжелых жизненных испытаний утратившее сочувствие сердце!..
И Зоя упала. Набирая скорость, заскользила вниз. Я бросился вперед и наискось вниз, чтобы перехватить ее не дальше, чем в пяти метрах от общей линии движения группы. В эти короткие мгновения мозг работал удивительно четко и даже спокойно (еще раз спасибо пожарной лестнице во дворе моего детства). Мне надо было упасть на снег рядом с Зоей так, чтобы левой рукой надежно обхватить и в момент остановки во что бы то ни стало удержать ее довольно объемистую талию. Но основное внимание следовало сосредоточить на ледорубе. Падая, я должен был воткнуть его «клювик» до упора в фирн, а рукоятку расположить так, чтобы в момент «приземления» (прифирнения?) навалиться на нее грудью по всей длине. Правая рука при этом должна изо всех сил сжимать головку ледоруба. Все это надо было выполнить совершенно точно для того, чтобы остановить движение вниз не одного, а двух человек, притом довольно увесистых. Если клювик вырвется из фирна, покойниками можно будет считать нас обоих.