Здесь я должен прервать едва начатое повествование о Цезаре, чтобы откровенно сообщить читателю о некотором «вольном» приеме, который был мною использовали при написании второй половины книги. Он заключается в эпизодическом предложении наряду с документированными материалами некоторых фантазий или, говоря деликатным научным языком, «реконструкций» размышлений, диалогов исторических персонажей, даже небольших сцен с их участием. В конце концов, древние историки тоже не располагали стенограммами речей своих героев, а следовательно, их «реконструировали». Я старался, чтобы мои реконструкции (или, если угодно, фантазии) были всегда основаны либо на документах, либо на каких-нибудь косвенных свидетельствах древних авторов, либо на знании последующих фактов биографий действующих лиц.
Документальные основания для реконструкции нижеследующих размышлений Юлия Цезаря довольно скудны. У Светония есть упоминание о не дошедшем до нас письме Цицерона к некоему Аксию, где он замечает, что Цезарь помышлял о царской власти в ту пору, когда был еще только эдилом (а на эту должность он будет выбран через год после возвращения из Испании). Есть еще в основном совпадающие свидетельства Плутарха и Светония о том, как однажды в Испании Цезарь, вспомнив об Александре Македонском, с грустью говорил друзьям, что в его возрасте Александр уже покорил весь мир, а он, Цезарь, до сих пор еще не совершил ничего замечательного.
Зато мне хорошо известны как из сочинений древних историков, так и из сохранившихся записок самого Цезаря факты его последующей жизни. Поэтому я решаюсь переписать сюда представленную в книге на суд читателя реконструкцию мыслей Цезаря, стоящих за вырвавшимся у него горьким замечанием.
На пути в Испанию Цезарь непременно проплывал мимо крепости Новый Карфаген. Он, конечно же, подумал, что именно здесь начиналась блистательная военная биография одного из самых великих полководцев прошлого века, Публия Корнелия Сципиона Африканского...
Когда Публий вел своих солдат через обмелевшую лагуну на штурм городской стены, ему было всего двадцать шесть лет. Горько думать, что ему, Цезарю, уже тридцать три, а за его плечами нет ничего, если не считать пустякового венка под Метиленой. Когда Сципиону было тридцать три... Юпитер Великий и Всеблагой! Это же в 202 году. Он уже разбил Ганнибала в битве при Заме! Консул римского народа, Сципион был уже удостоен величайшего триумфа. А он, Цезарь, всего лишь квестор в покорной римской провинции... У Сципиона впереди еще победа над Антиохом... Потом этот постыдный суд... Как он ответил тем жалким трибунам! Их имена справедливо забыты. Впрочем, они были лишь орудиями в руках сената, который боялся Сципиона. Великий Сципион!.. Затем он навсегда покинул Рим. Не готов был подчиняться власти сената, но и не захотел властвовать сам. А ведь мог бы! Воины были преданы ему безоглядно. А народ — боготворил! Как они все пошли за ним на Капитолий, покинув жалкое судилище! С дозволения великих богов Сципион мог бы стать новым царем в Риме... Но для него Республика была неприкосновенна! Он сказал тогда: «Если я стал больше, чем тебе полезно, родина, я ухожу». Замечательные слова! Поступил бы я так же на его месте? Не знаю. А сейчас? Ушел бы Сципион из Рима сейчас? Нет, наверное, нет!.. Тогда была великая Республика, великий сенат. На его скамьях в те времена сидели: Фабий Максим. Тит Фламинин, Марк Катон, Эмилиий Павел, потом Сципион Эмилиан, Лелий и другие им подобные мужи. Затем Сулла и дядя Марий. Но с них начались междоусобицы. Республика стала больна, а теперь и вовсе умирает. Не Сулла ее погубил, а сенат. Его падение началось еще со времени войны с Югуртой. Сейчас не любят вспоминать те скандальные разоблачения подкупа сенаторов, бездействия и измены полководцев. Покойная тетя рассказывала об этом позоре. Не любят вспоминать, потому что нынешние сенаторы такие же бездельники и взяточники. Думают только о наживе, о выгодном наместничестве, о своих дворцах и виллах. А народные трибуны беспомощны или продажны. Народные собрания в Риме, после того как государство так разрослось, бессмыслица. Большая часть сходящегося на них народа — это римская чернь, толпа, которую может увлечь на что угодно каждый ловкий демагог. Разве могут они решать судьбу Рима и множества народов, зависящих теперь от него? Нет! Плебс не способен, а сенат не желает спасти Республику. Она обречена! И Сципион сегодня не ушел бы. Он бы взял власть в свои сильные и чистые руки. Важна ведь не оболочка республики, не учреждения — важна ее суть. Верность традициям, честь и достоинство римлян, их могущество, их преданность Риму — все это утрачено и почти забыто. Но при твердом и достойном правлении может воспрянуть вновь.