К концу 49-го года все готово: два контейнера со всей смонтированной в них начинкой и специальная ракета с двумя симметрично расположенными катапультами. В «последнюю минуту» профессор Векслер из ФИАНа просит найти место еще и для нескольких фотопластинок с толстослойной эмульсией для регистрации первичного космического излучения. Чертыхаюсь, но пристраиваю и пластинки.
Запуск ракеты происходит с космодрома Байконур, если не ошибаюсь, в начале января 50-го года. Происходит успешно. Некоторые из полученных данных неожиданны. Например, кинетическая «температура» молекул воздуха на высоте 120 км больше чем 200° выше нуля. Работе присуждена Сталинская премия. Ее (в закрытом порядке) получают: Рейхрудель, Бушуев (заместитель Королева) и Винокур — разработчик парашюта из НИИ ВВС. Заметим, что ни инициатор всего дела Дзердзеевский, ни Королев не включают себя в список для награждения. Такие в те времена были руководители!.. Все это я рассказал в качестве введения к тому эпизоду, ради которого обратился к эпохе начала космонавтики. Как говорится, сказка будет впереди.
Успех был отмечен не только наградами, но и тем, что для ученого важнее наград, — дальнейшим расширением программы работ и соответствующим их финансированием. Было принято специальное закрытое постановление правительства, подписанное лично (не факсимильно) И. В. Сталиным. В постановлении перечислялся расширенный круг исследовательских задач, НИИ-88 предписывалось подготовить на этот раз уже три ракеты и, разумеется, был указан срок следующих запусков — сентябрь того же 50-го года. Кроме того, создавалась правительственная контрольная комиссия под председательством президента Академии наук Сергея Ивановича Вавилова.
Проект постановления готовил Рейхрудель, но визировал в качестве исполнителя не он и не Дзердзеевский, а профессор Иван Андреевич Хвостиков. Такой замене предшествовали следующие метаморфозы. И. А. Хвостиков, лауреат Сталинской премии, заведовал в Геофиане отделом стратосферы. Это был еще не старый, но совершенно седой, высокого роста человек с неприятно злым, но явно умным и волевым лицом. На ходу — прихрамывал. Рассказывали, что он поседел и сломал ногу во время падения его стратостата. (это может показаться невероятным, но в плотных слоях атмосферы падающий стратостат приобретает постоянную и не очень большую скорость благодаря парашютному эффекту его огромной оболочки). Еще рассказывали, что он выгнал из дома жену и сына. И вообще человек жестокий. Некогда он был аспирантом Вавилова и, как утверждали, до сих пор пользуется его покровительством. А посему члены Ученого Совета Института, и даже его директор Г. А. Гамбурцев Хвостикова откровенно побаивались.
Так вот, после успеха первого эксперимента серии «ФИАР-1» (физические исследования атмосферы ракетами), понимая перспективы этого дела в связи с грядущим развитием космонавтики, Иван Андреевич решает прибрать к рукам лабораторию Рейхруделя. Сначала отыскав какое-то постановление Совнаркома, осуждавшее совместительство ученых, он добился от Гамбурцева ультиматума Рейхруделю: либо тот переходит целиком на работу в Геофиан, либо увольняется. Эфраим Менделевич не мог оставить созданную им кафедру в МГУ и подал заявление об уходе. Отобрать нас у Дзердзеевского было еще проще. Действительно, с какой стати лаборатория, занимающаяся исследованием высоких слоев атмосферы, входит в отдел метеорологии, когда в институте есть отдел стратосферы? Спорить с Хвостиковым никто не решился.
И вот мы поменяли хозяина, оставшись поначалу на своем старом месте в полуподвале. Но вот незадача. Тематика сверхсекретная, а это означает, что с момента появления приказа об увольнении профессора Рейхруделя его бывшие ученики под страхом очень серьезного наказания не имеют права ни о чем с ним советоваться. А Хвостиков ничего не понимает в физике высокого вакуума, и потому наша «ученая троица» оказалась предоставленной самой себе. Между тем расширенная программа нового постановления требует модификации прежних измерительных приборов и создания новых. Естественно, что и обновления конструкции контейнеров. Но это не проблема. А вот новая аппаратура и автоматика! Без эрудиции Эфраима Менделевича создавать ее будет очень трудно. Однако делать нечего — беремся за работу. Я уже в курсе дела и помогаю моим друзьям чем могу. В нашем распоряжении всего восемь месяцев. Работаем с утра до ночи. «Хвост» обещает нам двойную зарплату и сдерживает слово. Бог знает, как он это устраивает, но начиная с февраля каждый из нас расписывается в двух ведомостях за полную ставку в каждой. К июлю первый макет нового прибора готов. Он должен безотказно «срабатывать» в модельном опыте на столе. А он не срабатывает, дает сбои то в одном, то в другом месте.