«Заехал в Гослитиздат. (Он больше не работает там. — Л. О.). Мне говорили, что моя жизнь и деятельность результативны... Хорошо все обошлись и кажутся все такими хорошими. Радуюсь, как наивный ребенок. Пускай. Но я рад, что могу радоваться на людей. Хвалю Бога за то, что могу видеть свет в людях. Так легче жить и легче переносить даже самые тяжкие несчастья...»
Но ведь все это уже тогда, когда умерла матушка и угас Родионовский дом. Напомню читателю, для чего я включил в эту главу сокращенную историю Полного издания сочинений Толстого. Для того чтобы он вслед за мной понял, почему Николай Сергеевич никогда не рассказывал своим гостям и мне о работе. По своей безграничной доброте он не хотел огорчать нас! Не хотел перекладывать на наши плечи груз, который мужественно нес в течение четверти века.
Теперь еще об одном из упомянутых выше недоумений. Почему в доме никогда не вспоминали о погибших детях, не показывали альбома фотографий или каких-нибудь связанных с ними реликвий? (Впрочем, нет. Однажды Николай Сергеевич показал мне хранящуюся в отдельном ящичке шифоньерки папиросу, которую Сережа обещал выкурить, когда вернется с военной службы).
Прочитав дневники Николая Сергеевича, я могу ответить и на этот вопрос. И ответ будет тождествен предыдущему. Хозяева дома не хотели своим горем омрачать настроение людей, искавших у них поддержки, утешения да просто отдыха от тягот повседневной жизни.
Со стыдом вспоминаю наше с Сашкой представление о том, что мы в какой-то мере помогли родителям нашего друга примириться с утратой обоих сыновей. Во искупление этого чудовищного самомнения опубликую здесь несколько дневниковых записей Николая Сергеевича о детях. Начиная не с военных и первых послевоенных лет, когда он и матушка еще питали надежду на чудесное возвращение пропавших без вести сыновей, а с 1948 года, когда я впервые переступил порог Родионовского дома.
Из дневника Н. С. 6 июля 1948 года
«Шел сегодня по улицам и думал, что единственный верный путь в жизни — вера во все хорошее... Во всем, во всем искать светлую лицевую сторону, а изнанку, которая тоже неизбежно во всем есть, — отбрасывать, не взирать на нее и не останавливаться на ней.
Пришел домой и рыдал перед портретами мальчиков, и долго не мог остановиться, и это не ослабило меня, а очистило и укрепило. Живу с ними, живу ими...»
Из дневника Н. С. 24 июля 1948 года
«...Надо жить, стремиться к людям и бодриться. Это наш долг перед ними, моими мальчиками...»
В конце июня 49-го года Николай Сергеевич с матушкой решают провести отпуск в путешествии на пароходе от Москвы до Уфы и обратно.
Из дневника Н. С. 14 июня 1949 года
«Со времени войны мы ни разу не уезжали из Москвы: все ждали, авось... вдруг случится чудо, и они или кто-нибудь один приедет или будет какая-нибудь весть, а нас не будет...
Но вот не дождались. Едем 5-го».
Из дневника Н. С. 4 марта 1950 года
«Возвращаясь в метро, видел наяву Сережу и Федю. Будто Сережа генерал, входит в вагон в папахе с красным верхом, с усиками и бачками. Ехавший военный вскочил, отдал ему честь и спросил разрешения остаться в вагоне.
Сережа-генерал повез на машине в Гослитиздат мои корректуры, и там это произвело переполох...
А вечером мы с Талечкой уехали к Щукиным. Туда неожиданно пришел Федя. Потрясающая встреча с ним...
Пришел домой, задремал на кресле и опять тот же сон...»
Летом 51-го года Николай Сергеевич и матушка отдыхали в доме отдыха ВТО на Плесе.
Из дневника Н. С. 27 августа 1951 года
«...В первый же день бродили вдвоем по лесу и взгорьям. Березовый лес, опушка, дорога, деревеньки — знакомая и родная картина. Так хорошо и привольно, далеко от людской суеты. Но когда хорошо, тогда и больно. Чем лучше и отраднее, тем острее боль, которая лежит в глубине и не выплескивается наружу. Но тут не удержишь, и она вместе с рыданиями невольно выходит из замкнутых берегов. Хорошо, что никого нет, видит одна только Талечка, но она мать и хоронит эту грусть еще глубже и все, все переживает...
Идем домой — вокруг церкви старинное, заросшее деревенское кладбище. И вдруг площадка, а на ней ряды одиноких могил с надписями: инициалы, фамилии, годы рождения (все смежные) и смерти 42-44 годы. Это братское кладбище бойцов, умерших в госпитале. Они нашли «вечный покой» на высоком берегу Волги, на Плесе. Их вечный покой предвосхитил великий художник Левитан.
Сегодня мы ходили на эту Левитановскую гору, где он писал свою картину. А могилки героев вот здесь надо мною сейчас, когда я пишу. Неудержимо тянет туда, и даже несбыточная надежда, мечта — вдруг найду родную могилу и надпись...