Сашка подымил трубочкой. Бородка Мефистофеля клинышком закивала: «Правду говорит, Сашка, сущую правду».
— Но недаром народ поговорку сложил, — рассказывал Сашка. — Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь. Так и со мной случилось. Сиганул я, авиация, а там, за окном-то, высота метра два оказалась. Да асфальт, да ступеньки в туннель. Знаешь, у них тут переходы такие под землей есть. — Сашка посуровел, стал серьезнее, не хихикал. — И пошел я, авиация, эти ступеньки считать: боками, головой, опять боками...
— Что же ты так опрометчиво! — удивился Прохор. — Надо было посмотреть.
— Думал, невысоко, — возразил Сашка. — Ан метра два с половиной. Вгорячах-то ничего, вскочил, ощупал себя: слава богу, все будто на месте. Картуз на голову — и бежать. Бегу, оглядываюсь. Не гонятся ли? Пробежал метров сто — стоп, брат, правая нога отказала. Ступлю — словно миллиардами иголок колет. «Ну, — думаю, — плохи твои дела, Сашка». Кое-как добрался вот до того сквера, присел на скамеечку, что на отшибе, закурил трубочку-выручалочку, мозгую, что делать дальше. Пока мозговал, нога, смотрю, как деревяшка стала. Засучил штанину — и в ужас пришел, даже хмель из головы вышибло: пропала нога, Сашка!
— Такси бы крикнул да в поликлинику, — подсказал Прохор.
— Такси... — хихикнул Сашка.
— Черт те что творится. — Прохор посмотрел на часы. — Подведи итоги, Сашка, а то мне надо бежать.
— Успеешь, ты каким поездом-то?
— Я по делу тут, машиной доберусь.
— Значит, недалеко?
— Рядом.
— Сижу я, авиация, посматриваю на своего Мефистофеля и говорю ему: «Подскажи, дружище, что мне делать, старина». Зато патруль знал, что делать. Он вынырнул из-за кустов и радостно, как мне показалось, воскликнул: «Вот он где, голубчик». Два здоровенных парня подцепили меня под мышки, подвели к машине с фургоном — раз туда... И в комендатуру. А оттуда прямым путем в госпиталь.
— Что же с ногой было?
— Треснула большая берцовая. Вот так-то, авиация.
Сашка хотел налить себе «Бурковки» номер два», но тут в зал вошел майор и крикнул:
— Эй, Мефистофель, на поезд!
Сашка встал, поправил фотоаппарат, закрыл бутылку пробкой, сунул в полевую сумку.
— На досуге пригодится, — сказал он и хихикнул. — Ну, авиация, будь здоров. Увидимся, я заскочу к вам. Саша Кротков расскажет еще одну историйку, как он от бабушки и дедушки ушел, от человека с повязкой убежал... — Кротков приложил к фуражке руку, поклонился Галочке, сказал всем ауфвидерзеен и направился к выходу, попыхивая трубочкой с Мефистофелем.
Когда Прохор вышел в сквер, часы показывали без четверти шесть. Присел на скамейку, задумался о Сашке, представил его побег от патруля: «Вот чудак, сиганул в окошко, а там высота метра два с половиной... И эта «Бурковка» номер два» вместо сельтерской... Придумает же наш брат!»
Прохор посмотрел на привокзальные часы. Стрелка прыгнула ровно на шесть.
«Сейчас должна прийти, — подумал Новиков, вставая. — А вот и она». Прохор пошел навстречу Бригитте.
— Умеете держать слово, — сказала Бригитта, подавая руку. Прохор заметил на ее длинных ноготках свежий бледно-розовый маникюр.
— Здравствуйте, — сказал Прохор.
— Какой у вас план? — спросила Бригитта.
— Вы обещали показать укромный уголок, — ответил Прохор.
— О, да... Я позабыла. — Бригитта взяла Прохора под руку. — Есть такой уголок недалеко от города. Я думаю, вам понравится. — Девушка остановила такси. Шофер, косясь на нее, что-то буркнул по-немецки. — Садитесь, пожалуйста, — предложила Бригитта Прохору.
Она сказала, куда ехать, и старенький, видавший виды автомобиль, фыркнув, помчался по извилистым улицам города, вдоль неширокого быстротекущего канала.
Через четверть часа они остановились возле одноэтажного дома, над главной дверью которого висела выгоревшая от солнца и дождей вывеска: гасштет «Добро пожаловать».
Прохор и Бригитта вошли в гасштет, заняли местечко в уголке, заказали лимонада.
— Вы довольны? — спросила она.
— Зер гут, — ответил он. — Тихо, уютно. Я бы сказал, типичный немецкий кабачок.
— А какие бывают у русских? — Бригитта потянулась к пачке с сигаретами. Прохор опередил ее, взял пачку и предложил девушке. Чиркнул зажигалкой, Бригитта закурила.
— Да, какие гасштеты бывают у русских? — вновь спросила она, зажав сигарету своими длинными, изящными пальцами.
— У нас, Бригитта, не принято проводить время, как у вас называют, в гасштетах. Не потому, что их нет. Они есть, правда, не столько. У вас на каждой улице да и в деревнях гасштеты. А у нас праздники отмечают, как говорят, дома. Соберутся у кого-нибудь в хате этак семей десять — двенадцать, заставят столы пирогами, студнем, огурцами, капустой, выпьют по чарке, по второй, и заходит ходуном изба от пляски и песен. Хорошо у нас пляшут, Бригитта, и поют хорошо — многоголосо, протяжно, а то и лихо, с присвистом. Ну, а что касается гасштетов, то в них редко ходят. Не принято у нас, и все.