Командир полка бросил взгляд на часы — у него была такая привычка часто смотреть на часы — и, как всегда, подумав, распорядился:
— «Четырнадцатому» совершить посадку на свой аэродром.
Бурков сделал очередную пометку в блокноте. Взял новую папиросу «Казбек», вынул зажигалку-пистолетик, прикурил, но тут же погасил папиросу. Командиру полка показалось, что Бурков, прицелившись левым глазом, выстрелил в него, Крапивина. Но за суетой, за горячкой летной работы мгновенно забыл об этом. Его тревожило другое — дотянет или не дотянет до аэродрома Веселов? Летчик он недостаточно опытный. Мастак лирические стишки сочинять и читать со сцены.
— «Четырнадцатый», доложите, как с горючим? — запросил Крапивин.
Веселов назвал цифру.
— Наберите высоту, планируйте.
— Набираю высоту, планирую.
— Снова наберите высоту.
— Есть!
— Планируйте!
— Есть, планировать!
— Доложите, как с топливом?
Веселов несколько минут молчал.
— «Четырнадцатый», почему молчите?
— Рассчитываю, хватит ли?
— Назовите цифру.
Веселов назвал. Крапивин сдвинул брови. Рядом с ним стоял настороженный Фадеев. Цифра, названная Веселовым, была критической.
— Наберите предельную высоту. Планируйте! — снова скомандовал Крапивин. В такой обстановке это решение, пожалуй, было наиболее верным. Крапивин рассчитал, что, спланировав с максимальной высоты, истребитель появится в районе аэродрома и его можно будет посадить, может быть, даже на грунт.
Веселов, выполняя команду, стал набирать высоту. Но самолет с каждой минутой становился менее управляемым: он неожиданно срывался с траекторий полета, проваливался.
— «Четырнадцатый», доложите высоту! — запросил Крапивин.
— Самолет ведет себя неустойчиво, — радировал Веселов. — Горючее на исходе.
— Высота?! — с раздражением спросил командир полка.
— Восемь тысяч.
Крапивин взглянул на Фадеева. Тот побледнел, стоял не шелохнувшись. Командир полка понял: замполит разделяет его решение — катапультироваться. А может быть, все же дотянет Веселов? «Ах ты, частушечник!» — зло подумал Крапивин и потребовал от оператора доложить, сколько самолету лететь до аэродрома. «Не дойдет», — решил Крапивин и подал команду:
— «Четырнадцатый», приказываю катапультироваться.
С борта прозвучал ответ:
— Вас понял, катапультироваться.
Полковник Бурков давно вскочил со своего кресла, стоял рядом с Крапивиным. Волнение людей, работавших на СКП, невольно передалось и ему. Он мял ладони, спрятанные за широкую спину, нервно жевал губы, сверлил левым прищуренным глазом Крапивина.
Несколько минут длилось тягостное молчание. Магнитофонная лента чутко записывала каждый шорох, каждый вздох. Веселов безмолвствовал. Крапивин и Фадеев, очевидно, догадывались: лейтенант делает последние усилия, чтобы спасти машину.
— Товарищ подполковник, «Четырнадцатый» выходит на приводную, — доложил штурман.
Крапивин и вслед за ним все, кто был на СКП, устремили взгляд на горизонт.
— «Четырнадцатый», «Четырнадцатый»! — кричал подполковник в микрофон. — Слушай мою команду! Посадка по моей команде. Держись, частушечник, держись! — вырвалось у Крапивина.
Он стал подавать команды, вел Веселова по наиболее выгодной глиссаде посадки, подсказывал, какую держать скорость.
Веселов, как добросовестный школяр, выполнял команды. Истребитель, резко коснувшись колесами о бетон, подпрыгнул, взлетел на несколько метров над полосой и снова коснулся ее так, что из-под шасси вылетел сноп пламени. Сделав еще несколько подскоков, самолет резко затормозил. На командном пункте охнули: истребитель, пробежав несколько десятков метров, как-то неуклюже повернулся, замер на обочине взлетной полосы.
Заревела сирена. К самолету рванулись пожарная машина, автобус «скорой помощи». Пожарники с ходу размотали рукав, направили брандспойт на истребитель. Техники быстро открыли колпак, вытащили из кабины Веселова.
— Живой! — воскликнул кто-то. — Наверное, ушибся здорово.
— В машину!
Техники подняли Веселова, положили в автобус.
— Жив, говорите? — спросил Крапивин, вытирая платком вспотевшее лицо. — Жив, значит, — повторил он и через силу улыбнулся. В душе он похвалил Веселова за мужество и самообладание. — Упрямый, частушечник...
Когда Крапивин вернулся на командный пункт, Бурков тоже спросил:
— Жив?
Узнав, что Веселова отправили в госпиталь, Бурков с нахмуренным лицом сел в машину и уехал в штаб. Перед отъездом сказал, что завтра во всем разберется.
— Да-а, — протянул Крапивин, — нескладно получилось. — Он сел за пульт управления, вызвал соседей, приказал самолету, что вылетал с Веселовым в паре, перебазироваться на свой аэродром. — Но могло быть хуже, комиссар, — сказал Крапивин Фадееву и горько улыбнулся. — Если бы Новиков скрыл недомогание, быть второму ЧП. И тогда комиссар...