— В «Гроте» какой-то фотограф снимал танцующих и нас, конечно, сфотографировал, — докладывал Костя, — Кока убедил меня: мол, это для фотоателье, для рекламы.
— Можно ожидать, что эти снимки сыграют свою роль, — вставил генерал.
— Несколько раньше я встречался с Кокой еще раз. В гасштете «Добро пожаловать», за городом. Я был на охоте, зашел в гасштет перекусить, там был и Кока, с ним еще несколько немцев. Сидели, разговаривали. С хозяином у меня старая дружба — давно охочусь в тех местах и захожу к Петкеру.
— Вы там пили?
— Выпил, товарищ генерал, пива.
— И этот факт, очевидно, взят на заметку?
Костя попросил разрешения закурить.
— Курите, — сказал Василий Григорьевич.
Костя прикурил от зажигалки, затянулся, разогнал ладонью дым.
— Думаю, что да. Потом я опять видел Вальтраут.
— Фотокарточка есть? — спросил генерал.
— Вот она, красавица с мушкой на щеке! — Костя вынул из внутреннего кармана кителя карточку Вальтраут. Генерал внимательно посмотрел на фотоснимок, нажал кнопку, вызвал дежурного.
— Сделайте несколько копий и верните мне. Продолжайте. — Цинин подпер подбородок ладонью. — Я слушаю.
— Потом Вальтраут как бы нечаянно уронила карточку: на ней мы сняты вместе. Говорит, вручил ее Кока. Я попросил подарить карточку. Она отказала: «Пусть, мол, лежит вот здесь. Вы будете всегда рядом со мной». — И положила фотографию в сумочку.
— Вы не настаивали, чтобы она все же подарила вам фото? — спросил генерал.
— Нет, я поцеловал ее в щеку и попросил фотографию, где она снята одна: на память, мол.
— Хорошо.
— Ну вот: потом я старался ее напоить покрепче, спрашивал о друзьях-товарищах. Она захмелела, положила голову мне на плечо и сказала: «Эх, Коста, Коста, нет у меня настоящих друзей-товарищей. Ты у меня один-единственный, простой, сердечный. С тобой можно пошутить, посмеяться... А эти что? Кока... Ты знаешь ведь Коку — подонок, прихвостень. Служит, как пес, одному гаду». «Кому же?» — спросил я осторожно. Вальтраут улыбнулась, ответила: «Тебе все равно. Ведь ты его не знаешь». — «А может быть, знаю, Вальтраут». — «Есть тут один гад. Рядом с ним всегда блудливая кошка. Тощая, сухая как выдра. Противно даже имя называть». Вальтраут повернулась ко мне, взяла за руки и сказала: «Коста, дорогой Коста, увези меня отсюда. Хоть на край света увези. Тошно мне здесь, ой, как тошно».
— Расчувствовалась...
— Я успокоил ее, походили по скверику, проводил на вокзал. А спустя неделю снова встретился.
— Как она выглядела? — спросил Цинин.
— Была весела, жизнерадостна, сыпала поговорки, пословицы. Она очень любит русскими пословицами щегольнуть. Смешно так. Например, говорит: «Ты мне нужен, как собаке вторая нога», «Я сяду в твои сани, а ты в мои не садись».
Василий Григорьевич воскликнул:
— Черт возьми, видать, прошла школу!
— Вальтраут щебетала, как птичка, а когда выпила, опять загрустила, будто ее подменили. И снова начала плакаться, горе изливать: «Не жить мне здесь, Коста, увези меня. Понимаешь, не могу переносить морду этого гада, его моргающий глаз, его потаскуху». «Ты что влюбилась в кого-нибудь? — спросил я ее. — Скажи, я, может быть, помогу, утешу». «Влюбилась! — с вызовом ответила она. — Он лезет, а я его гоню прочь, моргалика. Влюбилась! Он, гад, купил меня, купил... И теперь пользуется мной, как...»
— Имя так и не назвала? — спросил генерал.
— Выпила еще немного, успокоилась и заплакала. И носом, как девчушка, зашмыгала, ладонью слезы вытирает, — рассказывал Костя. — Я сказал ей: «Да перестань же ты кваситься, возьми себя в руки». А Вальтраут, как будто опомнившись: «Коста, он тебя хочет видеть. Просил меня познакомить с тобой». «Кто это загадочный «он»?» — спросил я ее. Она ответила: «Ты его не знаешь, Куртом зовут». «Куртом! — воскликнул я и спохватился. — Ах да, Куртов в Германии хоть отбавляй, — добавил я тут же. — После войны встречал одного Курта, интересный, говорю, человек, в плену у нас был, многое там понял, узнал и теперь мастером на заводе работает». «Не тот Курт, — сказала Вальтраут. — Этот на другом специализируется, он торгаш. Покупает и продает, продает и покупает».
— Ну и вы дали, разумеется, согласие на встречу? — спросил Цинин.
— Посоветуйте, товарищ генерал. Согласие-то я дал, но, если ошибся, можно еще все исправить. Время есть. Встреча в гасштете «Добро пожаловать», у Петкера.
Генерал потер переносицу, подошел к окну.
— Солнце, Константин Петрович, солнце... И май, черт возьми! Семь лет, как отгремела война. Семь лет! Мир, покой, пчелки с цветка на цветок порхают. Благодать!