Мать, наверное, пришла бы в ужас: она всегда считала, что брать нужно после третьего звонка, если вообще собираешься отвечать.
А мужчина меж тем ничего и не отвечает – никакого «квартира Шепардов, Тедди у аппарата», как я обычно щебечу в трубку; ни даже скупого «здравствуйте». Просто молча слушает, что говорят на другом конце провода.
– Кто это? – спрашиваю я.
Телефонный провод раскачивается и упруго подпрыгивает, как выпущенный из плойки локон, а мужчина, прижимая к уху трубку, глядит на меня. Со своего места я слышу лишь приглушенное бормотание, но вижу, как уголки его губ опускаются до прямой линии, а потом ползут вниз. Наконец, поморщившись, он произносит: «Принято» – и с едва слышным щелчком вешает трубку обратно.
– Кто это? – повторяю я. – Все хорошо?
Мужчина на секунду отводит взгляд вправо – по словам Юджина, так делают лгуны, прежде чем соврать, – и отвечает:
– Конечно, миссис Шепард. Все в полном порядке. Как я уже сказал, у нас просто дружеская беседа.
– А теперь, – добавляет высокий, – расскажете нам все с самого начала?
– Я этого не хотела, – говорю я, и он с любопытством наклоняет голову.
– Не хотели чего?
Не хотела почти ничего из этого – ничего из того, что натворила за свою жизнь. Так с чего же начать рассказ?
1. Даллас
На первое свидание Дэвид пригласил меня в «Стейки и морепродукты Артура». Я часто вспоминаю тот вечер, обдумываю его события снова и снова, как жемчужница обволакивает слоями перламутра попавшую в раковину песчинку. Пытаюсь увидеть тревожные звоночки.
Но это было обычное свидание – по крайней мере, мою жизнь оно не перевернуло. Я даже не влюбилась. Он показался мне неловким и непривлекательным – очки в роговой оправе и оттопыренные уши, выступающие по бокам головы как паруса. Они были мясистыми и как будто поломанными, как у боксеров, только вот Дэвид не боксер. Не хочу сказать, что он не опасен, просто имеет собственные способы борьбы, и руки для них не нужны.
Надо сказать, сейчас я стыжусь впечатления, которое составила о нем при знакомстве. Как безжалостно я судила его по вещам, на которые он не мог повлиять. Позже у меня появится достаточно причин осуждать его, но тогда я этого не знала.
Моя кузина Марша убедила своего мужа, давнего приятеля Дэвида из Висконсинского университета, дать Дэвиду мой номер. По-видимому, он тогда прилетел в Даллас по государственным делам, проделал долгий путь из американского посольства в Риме, и у него совсем не было знакомых в городе, чтобы выйти куда-нибудь поужинать, – точнее, как я узнала позже, никого, кроме Марши и ее мужа, а поскольку Марше Дэвид показался холодным и отталкивающим, она решила не тратиться ради него на няню. И потому вспомнила обо мне.
Марша вечно пыталась с кем-нибудь меня свести. «Вы отлично друг другу подходите, – сказала она по телефону, предупредив, что он может позвонить в любую минуту. – Вы двое – самые завидные холостяки, которых я знаю».
Я была очень красива – и, чтобы вы знали, я говорю это не из самовлюбленности; люди часто делали мне комплименты. И делают до сих пор, так что, казалось бы, свидания должны были даваться мне легко. Но в Далласе все красивы, а мне было уже тридцать четыре, и все другие мужчины, с которыми знакомила меня Марша, отзывались обо мне как об отчужденной, замкнутой и странной – «твердом орешке», что всегда меня удивляло, ведь я почти всегда чувствовала себя нежной сердцевиной без скорлупы, легкой добычей для любой пробегающей мимо белки. Марша всегда охотно делилась со мной этими отзывами, словно сообща мы могли бы изменить мое поведение. «Не будь такой напряженной, Тед, – повторяла она. – Расслабься немного».
И в тот вечер я расслабилась. Распустила длинные волосы, небрежно начесала на макушке, как у Джин Шримптон на обложке Vogue. И повторила один из ее образов – платье-футляр из шелковой чесучи с прямоугольным вырезом, огромные серьги с горным хрусталем и серебряные лодочки. Оставалось шесть месяцев до моего тридцатипятилетия, и до тех пор я была намерена найти себе мужа; все в моем окружении одобряли этот план.
«Некоторые женщины с возрастом становятся лучше, как вино, а некоторые киснут, как молоко», – любил повторять дядя Хэл, когда я наконец взялась искать себе мужчину. Он говорил это каждый раз, как кто-нибудь приглашал меня провести выходные за городом. Но никогда не спешил уточнять, что мне повезло оказаться первым типом женщин, из чего я делала вывод, что, по его мнению, уже начала закисать. «Еще не поздно, – великодушно улыбалась мать. – К тому же ты такая очаровательная девушка».