Потом он вдруг вспомнил о Николае, торговце развлечениями, из той виртуальной высотки. О судьбе его он уже догадывался. "Наверно, лежит сейчас в канаве и гниет, а, что более вероятно - ему поменяли фильтр!" - с пафосом сказал самому себе Стеклов. А Илья? Он думал, что его-то уж точно не коснулся карательный бич скрытых правителей города. По его мнению, сейчас младший брат лежит на солнце, пьет свеженький сок и поправляет здоровье. Эта мысль слегка сгладила порочное восприятие реальности. Но мог ли Роман сожалеть о том, что все так случилось? Конечно же, нет. Что-то с каждым разом менялось в нем и в его восприятии мира. Он начал чувствовать, что живется сорнякам не так уж сладко. Раньше он подозревал, что какие-то неудобства есть, но очутившись в камере, с гниющей похлебкой и кучами мусора, он пересмотрел взгляды и решил, что нужно что-то менять.
Узнать, что происходит и, что скрывает этот город от горожан! Этот риск стоил жизни. Он не знал, сколькие уже попались, перелезая через стену, чтобы узнать правду. Но Стеклов решил, что он первый, потому что более никому такая бредовая идея в голову придти не могла. Но было ли это совпадением? Роман не знал, но прикинув все в уме, решил, что если это и совпадение, то сложилось оно не в пользу скрытых отцов города. Он купил журнал, нашел объявление, прочел его и заинтересовался. Затем протестировался, и его больное воображение выбрало для себя подобный отдых. С ума сойти можно. Но Стеклов не был сумасшедшим, и слетать с катушек он не собирался. После окончания всей этой истории - возможно, но не сейчас. Сейчас у него на это не было права.
Он посмотрел на Антона и Сашу. Они, словно ожидая его взгляда, синхронно маня ладонью, подозвали к себе. Плавая в океане раздумий, Роман и не заметил, как отсидел ногу. Щиплющая боль "ласкала" икры. Хромая, он подошел к койке и присел, ожидая услышать гениальные идеи ветеранов.
- Что надумал? Как выбираться будем? - не скрывая интереса, задал вопрос Антон.
Стеклов опешил, ведь он и сам хотел задать эти же вопросы, только в обратной последовательности.
- А я от вас ожидал услышать ответы на эти вопросы, - задумчиво произнес Роман.
На лице Антона появилась гримаса отчаяния.
- Просто, ты там так тихо сидел. Вот я и подумал, что ты поделишься с нами идеями.
- Прости, друг, но и меня эта пытка неопределенностью бьет по щекам не хуже чем вас.
- Выбраться мы не можем. Знать, что с нами будет - тоже, а когда нам дадут нормальную еду и подавно. - Саша наградил толстые стены камеры звонким, схожим с мальчишеской радостью смехом.
Но этот смех стал последним за последующие полдня. Все трое расселись по своим углам - каждый определил для себя место, - иногда жалея, а порой и укоряя себя. Стеклов начал рассматривать свою ладонь. Что-то в ней привлекло его взор. Толстые глубокие линии и красноватый оттенок линии жизни говорил о его горячем нраве и конфликтности. Линия эта была длинной и не обрывалась резко, это радовало Романа, потому что он был уверен, что не умрет в этой дыре, не узнав истины. Линии, густо сплетенные в паутину, могли не многим рассказать судьбу их владельца. Простой метод для некогда живших людей, стал настолько экзотичным, что Роману пришлось изрядно подыскать книги, чтобы хоть как-то обогатить извилины столь тонкой наукой - хиромантией. Но читать свое будущее предельно ясно он не мог. Для него оно было покрыто тайной. Что уж говорить о далеком будущем, если он не мог сказать, что произойдет через час или два.
Время тянулось долго. Порой Роману хотелось завести разговор, но подходящих слов он найти не мог - все перепуталось в голове. Руки он исследовал полностью. Затем последовали стены. Ничего выдающегося в них не было, и он переключился на своих братьев по камере. Этакие люди-звери, заключенные в клетку за непослушание или хищный оскал. Саша лежал и, прижав плотно губы, смотрел в потолок. Стеклов не знал, о чем он думает, но в глазах его не было отчаяния и это придавало сил. Санитар - иногда Роман в мыслях называл так Сашу - изредка, почти незаметно для окружающих трепетно потирал колено, словно в нем притаившимся зверем закралась боль. Иногда он садился на край койки и смотрел сквозь решетки, прикрыв ладонью глаза, словно задумавшись о чем-то. Проходило некоторое время, и он возвращался в положение лежа. Антон же ходил по камере, наматывая круги. В отличие от Саши, в нем читалась тревога и озабоченность, которая рождала в нем такое количество гнева, что сомкнув руки в кулаки, костяшки пальцев приглушенно потрескивали. Он был полной противоположностью Саши. Санитар похож на молчаливого мудреца, в коем хранил свой пыл отважный воин, а Антон - Стеклов называл его Драный - похож на бурлящий вулкан, готовый вспыхнуть в любой момент.