Потом, когда прошло достаточно времени, чтобы она потеряла ему счет, появился Хобсталл. Только что коридор был пуст, кроме охранников, а потом там стоял Ловец, глядя на нее своим своеобразным способом, вздернув голову с задумчивыми глазами. Он ничего не говорил и не делал. Она уставилась на него в ответ, так же молчаливо, как и он. Небольшой всплеск надежды придал ей сил. Наконец–то, хоть что–то происходит.
Когда он удостоверился увиденным, Ловец открыл дверь камеры и вошел внутрь. Пара сморщенных гоблинов встала на своих кривых ногах с каждой стороны от него, направив на нее заряженные арбалеты. Не двигайся, как бы молча советовали ей заостренные болты. Она и не двигалась. Она подождала, когда Хобсталл наклонился и освободил цепи от ее талии и лодыжек, оставив их на запястьях до тех пор, пока не помог ей подняться. Затем он также снял и их, вытянул ее руки вперед и снова надел кандалы на ее запястья. Он отступил назад, наблюдая ее реакцию, направив на нее свои странные глаза, потом кивнул. Взявшись за свободный конец цепи, которая прикреплялась к ее запястьям, он вывел ее из камеры.
Они прошли по темному коридору до лестницы и начали подниматься, Хобсталл впереди, а гоблины настороженно следовали сзади. Ее мозг лихорадочно работал. Если они намеревались убить ее, то у нее будет последний шанс убежать, когда она окажется там, куда ее ведут. Если они хотели ее наказать, то у нее будет тот же самый вариант. Может, она проживет достаточно долго, чтобы выяснить, почему они оставили ее в живых и столько времени держали в одиночестве.
Наверху лестницы ее повели еще по одному коридору, затем через тяжелую железную дверь ввели в небольшой двор, окруженный со всех четырех сторон зданиями. Стены поднимались на несколько десятков футов, оставляя этот двор в прохладной тени; от этих стен эхом отдавались голоса, проникавшие сюда с каких–то других открытых мест. Она стояла на этом дворе, пока Хобсталл вновь снимал с ее запястий оковы и на этот раз так их и оставил. Ловец молча оценивающе осмотрел ее, потом вышел через дверь вместе с гоблинами, оставив ее одну.
Она огляделась. Стены были слишком гладкими, чтобы по ним можно было вскарабкаться. Кроме той двери, через которую она попала сюда, больше вообще не было ни дверей, ни окон. На самом верху были какие–то крошечные прорези, но добраться до них было невозможно. Бойницы. Она глубоко вздохнула, подошла к одной стене и села около нее. Над головой по серому небу проносились облака, напоминая желтоватую пену, образующуюся на бурных морских волнах. Она заметила темный крылатый силуэт, пролетевший мимо, наверное, гарпии. В воздухе стоял запах гниющей земли. Все в этом мире казалось больным и испорченным. Казалось, будто все вокруг умирало.
Тянулись минуты, а потом снова открылась дверь во двор и появился Тэл Риверайн. Он возник в бледном освещении двора как призрак, поднявшийся из своего полуночного логова, настолько непроницаемо черный, что невозможно было различить черты его лица. Он казался больше, чем она помнила, но возможно это было из–за поднятых, как загривок у злой собаки, шипов, торчавших повсюду и явно являющихся для нее предостережением. Держись подальше. Не приближайся. Он носил свое оружие, обвязанное вокруг его тела как доспехи, поблескивая остриями и лезвиями.
Его голубые глаза пристально смотрели на нее.
Она поднялась на ноги, не желая показать даже намек на свою слабость. Для этого ей потребовались значительные усилия.
— Ты ослушалась меня, — объявил он.
Он вяло взмахнул рукой, и в то же мгновение знакомая боль ворвалась в нее, парализуя мышцы и повалив ее на колени. Она уронила голову и сжалась всем телом, стараясь дышать.