Тезис Армалинскго частично объясняет, почему псевдофеминистские методы возможны именно в стабильных развитых странах. Их неэффективно осуществлять в условиях постоянных военных конфликтов, отсутствия законодательной системы и полного обнищания людей. Там существуют другие методы, порой гораздо худшие. Кормежка администрации происходит большей частью по линии неприкрытого воровства, тривиальных взяток и смыкания с бандитизмом. Но это уже тысячу раз разобрано. Так же по-разному кормятся два рассматриваемых типа государственных машин с проституции, весьма важного для анализа рассматриваемого вопроса явления.
Но, думаю, остановлюсь на первой порции. Вижу, что за Шукшина я по-настоящему не сумел ухватиться. Слишком пока непривычно. Предлагаю продолжить дискуссию одновременно в Монологе и Диалоге в зависимости от величины и характера постингов.
Борис Гарбузов, 20 мая 1999 года, Ванкувер.
Приподняться над бытом
(Из привановского архива)
В последнем выпуске рубрики «Русские вопросы» под названием «Весёлые вдовы ЛЕФа» Борис Парамонов так трактует поэтов лефовцев, вдохновлённых революцией и исчерпавших ее: «...Всё это списывалось на нэп: мол, люди, искренне приветствовавшие революцию, были травмированы зрелищем частично реабилитированной мелкобуржуазной стихии. Я не думаю, что богатый ассортимент продовольственных товаров и всяческой галантереи так уж травмировал Маяковского или Асеева. Но травма была, это факт. И не галантереей расстроились, а тем несомненным фактом, что революция не сумела ни на йоту изменить, не то, что ликвидировать самую будничность существования, самый его физический состав. Что, грубо говоря, не исчезла необходимость есть, пить и совокупляться. А ведь надежда на это была, вот в чем дело».
Вот так и братик мой Женя хочет, с его слов, приподняться над бытом, уча французский и стремясь врачевание в Питере сменить на заграничную аспирантуру. Однако, это возможно лишь с обретением силы. Денег, славы, власти... И еще. Я писал в заметке «Бегство от куртуазности» о витках культурного развития как о втягивании в эстетический обиход новых слоев грязи. Есть ли здесь связь с парамоновской мыслью? Если понять грязь как еще непознанное, неокультуренное, неструктурированное. Сделать из быта миф. И когда миф ветшает, чем же лучше заместить его, из чего сделать новый, как не из противостоящего ему? Из того, что его разрушает? Надо же, можно было воспеть будничность настолько, чтобы мистифицировать пролетариат, работяжную профессию, мазут под ногтями, когда труженик мифа бежит от рутинной службы, как от пожара? И становится страшно. Очередь какого мифа наступит теперь, в век демократии, психоанализа и желудка? Кто освободит от Голливуда и интернетного сора?
Борис Гарбузов, 09.1999 г.
Поход на «Лебединое озеро»
(Еще раз об искусстве и грязи)
Привановская публикация времён даунтаунского бэчелора.
Когда она на сцене пела,
Весь мир в восторге был от ней.
Она соперниц не имела.
Подайте милостыню ей.
(Беранже, если не изменяет память)
Сегодня я успел-таки сходить на «Лебединое озеро», последний день представления торонтовской Национальной Школы Балета. Еще позавчера я на заднем дворе театра поговорил с балеринами и был немало озадачен тем, что они курили, были одеты неряшливо, в полуспортивный хлам. Те же холщовые штаны и кроссовки, за которые я так ненавижу мир программистов, в который попал уже два года тому назад. Я размышлял о спортивной карьере сына, которого неделю назад отослал бабушкам в Харьков на очередное небольшое обучение в советской школе. Выяснил, что в балете выступают в основном до тридцати лет, зарабатывая немного, потом учительствуют или полностью меняют профессию. Сегодня я пребывал в прекрасном расположении духа после тренировки, а потом субботней подработки. Единственное, мне пришлось посидеть за машиной заказчика, что вызвало у меня судорогу брезгливости от пыли и беспорядка в его офисе.
Вот я уже затрагиваю тему грязи. Она совсем не похожа на грязь, анализированную мною в «Бегстве от куртуазности» как предметную и поведенческую неокультуренную доселе субстанцию, втаскиваемую художником в его эстетический универсум. Это грязь вонючих домиков на Ист Сайде, построенных полвека назад, это цвет кожи бомжей на Хейстинге, это прожигание жизни, это старение, это лень и трусость, это депрессия. Это убогая коммуникация на чужом языке, это неудача и потеря. Это нереализованность. Это болезнь. Это одичание в телефонной будке. Это не слова мои, это натуральная мерзость на компьютере и столе с клубами налипшей пыли, какая-то шерсть на стульях, эти дебильные местные болоньевые рюкзачки, брошенные в углу, немытая тарелка и кулек от сухих бутербродов, провода... Вот, заглядываю сейчас в его кабинет, вернувшись с представления. Пол в желтых крошках. Под столом велосипедный шлем и полотенце в пятнах. А весело при этом! Вот я уже окультурил и воспел его грязь. Она ведь соседствует с деньгами, которые он мне заплатил. А я их трансформировал в чистую квартиру, спорт, будущую поездку в Совок, любимого сына. Как, право же, многообразна природа!