Я не успел зайти переодеться и вошел в театр в красном спортивном костюме, ощущая себя то ли Эйсом Вентурой на чинной вечеринке, то ли Челентано в «Блефе», то ли Эдичкой, декламирующим свой монолог, шагая по нью-йоркскому проспекту. Мне хорошо. Почему я раньше здесь не бывал, а все проходил мимо театра, равно как мимо подвалов с черепами на Гранвиле, геевских клубов на Дейви, проституток Елтауна или пустынных хайвеев Суррея? Я не был в театре, потому что было совсем мало денег? Не знаю. В антракте я заглядываю в оркестровую яму. Разноплеменная братия музыкантов в черном. Старая одутловатая китаянка почесывает голову, не выпуская смычка. Опять эти ненавистные куртки с надписями «Тайга» и «Маунтин эквипмент», сваленные в кучу на дальнем столе. Снова гаснет свет, я сажусь в первый ряд на чужое место и смотрю на чопорного дирижера, представляя, как он возвращается в, быть может, одинокую квартиру на Кицелано. В глянцевой программке я не нашел ни первоначального хореографа, ни сюжета. Знаю лишь, что музыка Чайковского. Поэтому слабо понимаю происходящее. Мне не нравится, что многие персонажи одеты в балахоны, символизирующие, должно быть, лягушек. Я интересуюсь танцем. Все действие для меня слишком громоздко. Я еще не отвык от математической простоты и до сих пор не люблю технических книжек. Если бы я, продолжая свой сон, стал бизнесменом, то выбрал бы чистые финансы. Без складов с железяками.
Хотелось бы остаться в этом превосходном настроении, обходя и не вступая в грязь. Жить на сцене. Да не на этой с щербинами в паркете. Что-то не то лезет на язык. Я не могу поклясться уважаемому читателю, как Джиокомо Казанова, говорить только правду, хоть так бы хотелось. Вот, кстати, пример жизни на сцене. Почему он мог говорить правду, причем так спокойно и нараспев? Потому, что его правда красива? Да нет. Просто он сильнее. Пока. Я вот снова воодушевился. До времени умирающий отец его взял с жены клятву не обучать детей для сцены, что было честно исполнено. Но все равно для меня судьба Казановы – это «взаправдашняя» сцена из жизни. Как еще она могла сложиться у сына актеров, наделенного удачей и гениальным пером? Но, будучи баловнем в любви и деньгах, умер он в одинокой бедности. Мне не хочется об этом думать. Не знаю средства от бедности, но от одиночества можно легко застраховаться продолжением в детях. Вот как Вертинский. Или я, что ли? Так что жить вдали от грязи физической, имея с ней дело лишь в обобщенном артистическом смысле, – вполне осуществимая цель.
9 октября, 1999 г., суббота.
Пять месяцев в Сиэтле
Я приветствую редакцию и аудиторию Привана и хочу написать пару абзацев о времени своего последнего отсутствия, будучи несколько смущен, поскольку затрагиваю дневниковую тему, но не могу позволить себе полной дневниковой правды и детальности. Я так и не отважился на полный эксгибиционизм типа лимоновского и нашёл более мягкую форму повествования, ориентируясь на подражание мемуарам Казановы. Он лишь к семидесяти годам начал их в полной мере писать и публиковать, оставляя измененными имена. А мне сейчас не время для даже этой степени откровенности.
В начале февраля я переехал из Ванкувера в Сиэтл, найдя там программистскую работу, и был воодушевлен переменой, но и подавлен большей ответственностью на работе и отсутствием связей. Я стал искать входа в местное общество через русские издательства. Редакция рекламной газеты Перспектива (Владимир Малюта с женой) встретила меня радушно, но оказалась далекой мне по духу, не имея связи с интеллигенцией, не будучи литературной и представляя протестантскую общину, называемую пятидесятниками. Это чуждое мне комьюнити составляет добрую часть всех местных русскоговорящих и значительно перевешивает все остальные религии. С ними здесь досадно отождествляют мою национальность украинца. Материальной основой этой группировки в значительной степени является открытая для них беженская квота. Редактор «Русского Сиэтла» удивил меня сведением о рекордной посещаемости своего сайта, но был полностью погружен в заботы по его поддержанию и не обнаружил общих интересов. Организатор местного русского «Радио Аврора» и команды КВН Игорь Хайс говорил, в основном, о медиабизнесе и о возможности организации ванкуверской команды. С некоторыми представителями сиэтлской команды я познакомился, но не пытался к ним приобщиться. С газетой «Америка – наш дом» я так и не связался. Автор незабвенного очерка «Порт Росс. Русская Америка» Михаил Голубев встретился со мной в ресторане, но заявил, что честолюбивых планов не имеет и любит прогулки на природе.