Мой утроившийся с канадских времен доход компенсировал дороговизну и неразвитость города Сиэтл. Я быстро купил автомобиль и стал посещать два моих любимых вида спорта – бадминтон и танцы, брал частные уроки по бадминтону у 15-летнего китайчонка и поучаствовал в соревнованиях, несмотря на полное отсутствие здесь организованных команд. Танцевальный спорт всегда был для меня источником кислорода. Я тренировался с несколькими партнершами, и наконец начал выступать в соревнованиях с девятнадцатилетней киевлянкой Женей, оставив бадминтон. Бальные танцы здесь также гораздо менее развиты, чем в Ванкувере, несмотря на наличие двух бывших звезд – многократной чемпионки Союза в латине и стандарте Людмилы Поповой, бывшей жены Вячеслава Попова, а также недавней чемпионки Америки в американском смузе Ольги Фарапоновой. Практически отсутствуют детские клубы. Я радовался развитости этого спорта в моем бывшем Харькове, где в это время находился мой сын. Я радовался успехам сына и своей возможностью обеспечивать его и родителей, пребывая в прекрасном расположении духа.
Не желая возвращаться в Канаду, я стал интересоваться возможностями натурализации через работодателя. В отличие от Канады, здесь нет независимой категории эмиграции, беженство идет очень трудно, а эмиграционная полиция зла и серьезна. Большинство окружавших меня ребят натурализовались ценой браков с местными алкоголичками. В Канаде по моим наблюдениям максимум чего боится новый эмигрант – так это выказать свои деньги Велферу. Здесь люди боятся депортации до последнего дня получения гражданства, и я стал свидетелем печальной депортации хозяина моего дома Леши, прожившего в стране 8 лет и исправно платившего налоги. Сцена напомнила мне рассказы о заре коммунизма. Я был поднят вместе с остальными жильцами на рассвете и в трусах выведен в гостиную. Не окажись у меня в портфеле копии паспорта, я тоже мог бы провести день в камере до выяснения. Я посетил Лешу в эмиграционной тюрьме и узнал от офицера, что для них является своеобразным отпуском сопровождение эмигранта на родину в наручниках. На месте назначения им оплачивают три дня в гостинице.
К началу третьего месяца у меня накалилась обстановка на работе, и я ушел с головой в борьбу за существование, но к его окончанию оказался все же уволен. Я был дезориентирован в планах, сначала желая воспользоваться паузой и съездить в Харьков, и продал машину первому попавшемуся индусу, к удивлению, не потеряв в деньгах. Но выявившаяся шаткость моего положения на новой земле заставила меня отказаться от давней идеи женитьбы в Совке, а внезапная потеря паспорта окончательно отменила поездку. Замена паспорта заняла неделю, а предстоящее получение украинской визы требовало еще месяца. В течение месяца я пешком или с жениной помощью посещал интервью и в какой-то мере был рад общению с людьми в противоположность недавнему сидению у компьютера. Однако, несмотря на многочисленные интервью, мне ничего не предлагали. Мысль о ежедневной финансовой потере все менее меня волновала (у меня оставалось достаточно ресурсов), я избавился от нетерпеливости и вскоре почувствовал себя лучше.
Я всегда мечтал о переезде в Нью-Йорк, единственно по-настоящему урбанизированный город Штатов, столицу мира, увидеть лимоновскую гостиницу Винслоу и ступать по мостовым, по которым ходили люди моего пантеона и незнакомые мне знаменитости. Поэтому искал я работу параллельно в Сиэтле и в Нью-Йорке. В конце июня меня вызвали на интервью в Манхеттен, но проводили, не обнадежив. По возвращении меня ждало предложение в Сиэтле, которое я взял, съездив на канадскую границу за новой визой. Затем пришло предложение из Нью-Йорка, которое я в конце концов отклонил с болью в сердце по просьбе Жени и в ожидании приезда сына из Совка. Однако я считаю это лишь отсрочкой и планирую оказаться там в следующем году и со временем переместить сына. Остаюсь здесь без твердых целей, потеряв интерес к местному обществу, и ленюсь снова искать машину и лучшее жилье. Делю дом с весёлым малограмотным поляком Зиславом, который говорит мне на полуукраинском: «Борис, ти хлiб не викидай, я його на дворi птицям вiддам. Вони менi за це пicню заспіють».