Вчера Юля Иванова призвала меня на очередные съёмки своих "American Singles". По ее изначальному замыслу я должен был удивляться толпе, глазеющей вместе со мною на фейерверк. Однако тут была логическая нескладушка. Чему же удивляться, если я сам часть толпы? Я не люблю этой чужой массы, громких звуков и глупых эффектов. Поэтому идти я отказывался, памятуя, как однажды бывший шеф взял нас с сыном на это зрелище на лодке, и я занял позицию лицом к сыну и спиной к зрелищу. Компромисс был найден. Я должен был проходить через толпу, плеваться, а потом произнести обличающий монолог. Съемки пошли вяло. Я десять раз продублировал выход из Сейфвея с кульком покупок и проход навстречу толпе, валящей на фейерверк. К этой толпе я не чувствовал неприязни, скорее некую неловкость и никчемность, хотя иногда было прикольно. Две молодые письки останавливаются на дороге, одна садится зашнуровать кроссовки, и толстая задница в джи-стринге вываливается из коротких джинсов. Мне сразу вроде как весело и мило. Вот что общего только и может здесь возникнуть. Международный язык либидо. Метафорическое вторжение в толпу рождает фразу для монолога: «Такой вот путь в эмиграции. Идешь, цепляешься за кого-то локтями, а по-настоящему зацепиться и не за что». Далее перехожу на благодарственное слово этой стране за чистые туалеты. Я так люблю чистую сантехнику, сияющие краны и унитазы, здания из стекла и бетона. В гробу я видал вдохновенную архитектуру обоссанных развалин! Кем, как достигнута чистота небоскрёбов Вест Енда? Почему у нас нельзя? Но вспоминаю, что и в Нью-Йорке этого нет. Там улыбка капитализма другая. Помойка Бруклина, но высокие зарплаты, и каждая официантка — художница. Камеру обступают русские, завидя лица и заслыша говор. Вот у нас своя маленькая толпа. Что общего у нее? Спрашиваем у русской старушки, что она думает о толпе, собирающейся на фейерверк. По ее первым фразам о майском фейерверке понимаю, что к нашему вопросу она прислушиваться не собирается, а находит повод поговорить перед камерой о своей молодости и военных потерях. Я продолжаю монолог, удивляясь сообразительности власть предержащих, находящих механизмы направлять толпу на это мероприятие добровольно. Все же совки насильно сгонялись. А, нет, ошибаюсь. Это утром на демонстрацию насильно, а вечером на фейерверк тоже добровольно. Просто любит народ стрельбу. Мне кажется, лучшие театральные или танцевальные коллективы, чемпионы мира не имеют такого зрительского успеха, как эти огоньки. Казалось бы, это и есть правило бизнеса — «у пескаря чем глупее, тем вернее». Но на деле попробуй применить — и не выйдет. Муж Юли Сережа с радостным энтузиазмом помогает съемке, глядит в видоискатель, велит потопать каблуком. Мне так мило глядеть на них и их девочку. Семья — это проверенная структура, призванная держать корнями от потока этой толпы. Но толстым дядям у власти больше нравится толпа. Она потечет к берегу, будет смотреть на огни, освещающие рекламу спонсоров, и покупать хот-доги. Соглашаюсь ассистировать в съемках другого героя фильма, созерцающего фейерверк со своей девушкой, и все больше об этом жалею по мере приближения к эпицентру толпы. Проходим мимо пляжного туалета — и видим две длинные очереди. Вот он, результат собрания. Мы снимаем очереди от головы до хвоста. Опять же отдаю должное местной толпе — в очередях не толкаются, а в туалетах, как я уже упоминал, чисто. И вот ведь курьез. В социалистическом Совке почти все туалеты стали платными, чего тут и не слыхивали, а чистота все равно хромает. Занимаем позицию со штативом у берега. Я призван защищать спиной левую ножку штатива от напора толпы и представляю себя привязанным к нему, как к столбу в лагере врага, вокруг горят костры и дежурят охранники. Сейчас начнут стрелять. Мне хочется бежать, но я связан обещанием. Наглый гнусный голос массовика-ведущего возглашает в духе североамериканской эстетики фразы типа: «Как вы чувствуете себя в этот вечер? Мы все живем в Канаде, не так ли? Ванкувер — лучший город в мире!». Толпа патриотически подвывает, однако, хлипко. Вот первые залпы. Я представляю падающих товарищей и жду своей участи, немного хандря и прося меня отпустить. Поражаюсь Юлиной социабельности. При таком гуманитарном развитии она находит возможность диалога с хамами и приобщения к праздникам толпы. Ради дела, возможно. У нее есть дело — фильм. И бизнес и семья. Но вот и для меня у нее находится компромисс. Штатив назад понесет второй герой фильма, а я отпущен. Жив. Выбегаю на Денман-стрит. Но добежать до дома не успеваю — фейерверк окончен, и толпа захлестывает меня. Движемся гусиным шагом. Пьяные подростки достают демократичных полицейских, кидают в них мусор из толпы. Секьюрити в чалме хватает за майку наглого стриженого филиппинца: "You fucking wanna go to jail?". Арабы выставили наружу куски пиццы для толпы, проплывающей мимо их магазинов. Зоопарк. Через полчаса я дома.