— Когда мы вместе с вами вышли из лаборатории, я подробно рассказал вам об обнаруженном дефекте в батарее…
— Погодите. Я же вам сказал, что ничего не помню. Когда вы рассказывали?
— Когда мы вышли из "Дворца".
Я невольно подался вперед. Видимо, в эту минуту у меня был столь угрожающий вид, что Нилл инстинктивно отпрянул назад.
— Имейте в виду, Нилл, все, что вы сейчас говорите, чрезвычайно важно!
— Но, бога ради, что произошло? Скажите же наконец! Умоляю вас…
— Это вы должны обо всем откровенно рассказать! Выкладывайте, что произошло после того, как вы поднялись в лабораторию проверить батареи.
Нилл нерешительно переминался с ноги на ногу.
— Ну, говорите же.
— Только я собрался доложить вам об обнаруженном дефекте…
— Дальше.
— …Как вы вошли в студию.
— А потом?
— Но ведь, господин профессор…
— Что было потом, я вас спрашиваю?!
— Потом мы отправились в клуб. По дороге я подробно рассказал вам о неисправности…
— Вы не заметили во мне ничего особенного?
— Тогда еще нет.
— Так. Значит, позже все-таки заметили. И когда же?
Нилл покраснел.
— Не стесняйтесь. Тут не до церемоний!
— Если начистоту, — только сейчас, господин профессор.
Сколько раз мне приходилось впоследствии вспоминать об этой беседе!
Нилл в эту минуту был серьезен как никогда, и все-таки я его одернул:
— К черту ваши шутки! Мне сейчас не до них!
Нилл промолчал. Мне вдруг стало жаль его. Я подумал, не проще ли сказать ему прямо: "Нилл, "репродуцированный Бирминг" исчез. Его кто-то похитил. Я подозреваю вас. Что вы можете на это сказать?" Однако какой-то внутренний голос предостерегал меня от этого шага: "Не раскрывай всего Ниллу, ведь если окажется, что твой двойник вовсе не похищен…"
— Нилл, поймите: все, что произошло за последние несколько часов, совершенно изгладилось из моей памяти. Очевидно, я совершил нечто такое, за что теперь должен нести ответственность. Поэтому мне необходимо знать все до мельчайших подробностей — что я говорил и что делал.
— Не хотите ли вы этим сказать, господин профессор, что прочли свою лекцию в невменяемом состоянии?
— Вот именно, Нилл. Продолжайте.
Да, признаться, у Нилла было куда больше оснований отнестись ко мне с неподдельным состраданием. Он испуганно смотрел на меня. Что ж, винить его нельзя, внешне мое поведение не оставляло никаких сомнений в том, что Ниллу приходится иметь дело с умалишенным.
— Господин профессор… Может быть, вы все-таки объясните, что с вами происходит? — с трудом выговорил он.
— Сколько же можно повторять, Нилл: вопросы задаю я, ваше дело отвечать qa них!
— Хорошо, хорошо. Так вот, господин профессор, вы рассказывали о своей юности. Говорили, что люди должны постоянно дерзать, добиваться осуществления своей сокровенной мечты.
— Дальше.
— А потом призывали меня хранить верность идеалам и не соглашаться ни на какие компромиссы.
— Словом, я подстрекал вас к бунту?
— Такого слова произнесено не было, господин профессор, вы лишь сказали, что наука должна способствовать не только техническому, но и общественному прогрессу.
— Как же вы реагировали на это?
— Я был бесконечно счастлив; признаться, для меня явилось полной неожиданностью, что господин профессор столь последовательно разделяет мои взгляды.
— Гм, интересно! Дальше, Нилл, постарайтесь вспомнить все как можно точнее. И что же, мы шли пешком?
— Господину профессору захотелось прогуляться после дождя. Мы решили пройтись по Национальному парку, но затем господин профессор вспомнил, что ему необходимо переодеться.
— Ах, переодеться?
— Да, к лекции.
По мере того как я убеждался в искренности Нилла, во мне нарастало ощущение неотвратимой беды, такое чувство, словно я проваливаюсь в бездонную пропасть. Все мое существо безжалостно сжимали какие-то чудовищные тиски…
— Интересно, где же я переоделся?
— Разумеется, у себя дома.
— На проспекте Крети?
— Да, на вилле.
— Вы проводили меня прямо домой?
— Да.
— А как мы добрались туда?
— Помнится, вы, господин профессор, сказали, что не прочь хоть разок попробовать, как ездят простые смертные…
— Простые смертные?
— Да.
— Стало быть, мы поехали на автобусе?
— Нет, в метро.
— А потом?
— Вы переоделись, а затем мы направились сюда, в клуб.
Мой мозг работал с молниеносной быстротой, и вместе с тем казалось, что в голове не рождается ни одной сколько-нибудь разумной мысли. Так что же, выходит, мой теледвойник является ко мне домой и ведет себя там, как хозяин? В таком случае напасть на его след и задержать несложно. Но насколько все это вероятно? Уму непостижимо…
— Как мы добирались сюда?
— На машине господина профессора.
— Какой именно?
— На синем "Беккере".
— И вы утверждаете, что в клубе я выступил с докладом?
— Разумеется!
— Ну, а потом?
— Незадолго до вашего выступления позвонила госпожа Лиан.
— Не тяните, Нилл.
— Вскоре она приехала сюда; очевидно, вы пригласили ее. После доклада вы вместе с ней сели в машину.
— Куда мы отправились?
— Вы не сказали.
— А с вами мы о чем-нибудь условились?
— Нет. Впрочем, договорились, что завтра утром продолжим эксперименты.
— Где именно?
— В нашей студии, во "Дворце".
— Там, где находился "репродуцированный Бирминг"?
— Да. Дело в том, что тот же дефект может обнаружиться в любой другой батарее…
— В чем же, собственно, заключается этот дефект?
— Происходит самопроизвольный контакт ступени бета-батареи с зоной гамма-лучей и в результате — короткое замыкание. При незначительном изменении конструкции этот недостаток легко устранить.