Разобравшись с приготовлением пиццы, сел за компьютер, запустил «Симпсонов» и принялся за еду. Вдруг вспомнил, что ему пришла почта. Любопытство оказалось сильнее голода, он встал и пошел в коридор, к столику, куда обычно складывали корреспонденцию, там лежал сверток. Дима взял его с некоторой опаской, наслышанный от знакомых, располагающих телевизором, о всяких террористических пакостях, напрямую связанных со свертками. К тому же сверток был без каких-либо опознавательных знаков.
Все же любопытство победило в конечном счете здравый смысл, и Дима распаковал посылку.
Внутри оказался сотовый телефон.
- Что за рухлядь! - возмутился Дима. - Шутит что ли кто-то!?
Возмущение это было уместным, поскольку модель телефона была из серии так называемых «орехоколов»: старая обшарпанная «Нокиа» самой первой модели. С такой, что называется, хоть сейчас в бой, причем в прямом смысле слова: залепить такой бандурой с размаху кому-нибудь в темном переулке и не факт, что жертва оклемается.
Дима взял сотовый и рассмотрел его поближе.
Мобильник был уже включен. Швы между двумя половинками аппарата были наглухо спаяны, так что сим-карту или батарею извлечь без повреждения телефона не представлялось возможным. Дима взглянул на дисплей и еще больше удивился: никаких распознавательных знаков оператора сотовой связи, ничего, кроме номера 18121986201 в верхней части экрана.
Дима пожал плечами и попробовал пролистать телефонную книжку, таковой не обнаружилось, вообще не обнаружилось никаких функций, свойственных телефону: ни будильника, ни записной книжки, ни даже настроек. Проще говоря, меню вовсе отсутствовало.
- Перепрошили что ли, - буркнул Дима и принялся набирать номер, который помнил наизусть.
Вместо гудков в трубке сразу раздался механический голос, оповестивший: «Недопустимая операция». Аналогичная ситуация повторилась и с прочими номерами.
- Мда, задача, - Дима уже подумал было выкинуть бесхозный предмет куда подальше, но потом решил все-таки напоследок эксперимента ради набрать тот номер, что светился вверху экрана.
На этот раз гудки пошли, после трех гудков на другом конце механический голос ответил:
«Чего ты хочешь?».
Глава 2.
Мадам Шот являла собой редкий образчик женщины, в котором сочеталась хватка питбуля и глубокая женская мудрость. К счастью, к такому убийственному набору женских качеств, природа не добавила сногсшибательной красоты, иначе страшно было бы представить, как далеко могла пойти эта женщина и какие горы свернуть. Она, безусловно, обладала шармом, изяществом и в определенной степени привлекательностью, но не более того. Казалось бы, такой женщине могло найтись масса применений в большом городе, но она решила применить себя в оригинальном жанре преступных махинаций.
Мадам Шот в прямом смысле слова зашибала деньги, даже нет, она зашибала суммы, которые и деньгами-то назвать было стыдно, скорее ДЕНЬГАМИ. А все благодаря широчайшему кругу интересов: мадам запускала свои цепкие руки всюду, где могла быть извлечена прибыль, она имела в своем распоряжении массу оборотистых помощников, глаза и уши всюду, всегда знала, кому и сколько дать, чтобы где надо и кто надо, закрыл глаза на то время, пока кто-то где-то, что-то утащит, кого-то застрелит, закопает, ограбит и тому подобное. Работала она много, практически не выходя из своего офиса с видом на канал Грибоедова. Конкуренты из преступного мира грезили о ее скоропостижной кончине, спецслужбы точили зубы на ее персону, подшивая в личное дело все новые и новые статьи, но ни те, ни другие, не могли ничего поделать, мадам Шот прикрывалась со всех сторон и в плане закона была чиста и невинна, как младенец христианин. Потому спецслужбы роняли слюни, но ничего поделать не могли, а конкуренты из преступного мира побаивались завязывать разборки с непредсказуемым матриархом крупной и сильной группировки.
Дался ей такой статус ценой огромных трудов и неимоверной грязи, с которой ей приходилось сталкиваться на протяжении своего восхождения. Ее сотни раз топили в грязи, вытирали об нее ноги, предавали, но она продолжала с упорством и последовательностью бронетанка двигаться к мечте о деньгах и славе, упорство это настолько захватило ее, что превратилось в самоцель. Теперь она уже не мыслила себя сидящей без дела и нежащейся на солнце где-нибудь на побережье Ниццы.