Мы были тогда соседями — жили в одном подъезде вместе с еще несколькими семьями физиков. Её муж Александр Вайсенберг часто приходил к нам звонить по телефону, а Валерия возила колясочку с двойняшками Катей и Петей.
И только в 1961 году, приехав из Сибири после распределения и поступив на работу в Институт физики земли в группу электромагнитных исследований В. М. Шахсуварова и Н. В. Липской, я снова увидел Валерию Алексеевну, а затем вместе со всей группой оказался в её отделе.
Отдел был достаточно большой, жизнь кипела, регулярно проводились семинары, каждое лето были экспедиции. Отдел Троицкой был на очень хорошем счету в Институте, а Валерия была душой отдела и обладала огромным авторитетом. Всем нам она очень помогла в жизни, создав замечательную научную атмосферу.
Благодаря её колоссальному международному авторитету для нас были открыты двери университетов и институтов практически во всех странах. Она организовала такие крупные международные эксперименты, как «Сопряжённые точки» с французами, «Широтный профиль от Новосибирска до Геттингена» с немцами, «Исследование электромагнитных пульсаций вдоль геомагнитного меридиана» с финнами и шведами.
В каких только странах мы вместе с ней не побывали, в каких конференциях и симпозиумах мы не участвовали — она всегда нам помогала и была нашей Мамой.
И я очень рад, что, став заместителем директора Института, я в свою очередь всегда помогал Валерии. Мы стали не только коллегами, а и друзьями.
Когда она уже не работала в Институте, а жила с Кифом Коулом в Вашингтоне и встречала меня в Годдаровском космическом центре, то всегда говорила: «Мишечка, я вам могу чем-то помочь?»
В своей шуточной книге «Отчёт по теме под кодовым названием „Краб“», я часто обращался к эпизодам жизни с Валерией Троицкой. Вот они:
Так уж получилось, что в середине шестидесятых годов прошлого века мой руководитель Валерия Троицкая, подозвав, тихо сказала:
— Не относитесь к этому серьезно — вам, может быть, придется поехать со мной в Париж.
Перед Валерией можно было преклоняться уже тогда. Это как же женщина может облагородить и науку, назвав пульсации магнитного поля «жемчужинами». Весь мир повторял за ней: «Perles, perles, perles» («жемчужины, жемчужины, жемчужины»), потому что ниткой жемчуга свисали эти пульсации прямо из осциллографа и рассказывали о жизни радиационных поясов нашей планеты.
А как вырвались мы на просторы Франции, стала Валерия самой глубоководной женщиной — опустилась в батискафе Кусто на два километра в Средиземном море, изучила, как туда ее жемчужины проскальзывают. Сам де Голль одобрил то погружение, потому как с военной базы в Тулоне отправлялся корабль.
Нам с еще одной нашей сотрудницей Наташей Клейменовой места в батискафе не было — в компенсацию отправили в альпийскую астрономическую обсерваторию.
Вот такая была Валерия, а тогда только тихо и сказала, чтобы серьезно на Париж я не настраивался — вдруг бы не получилось.
Все общество делилось на «выездных» и «невыездных», причем последних было гораздо больше, а в первые старался попасть каждый.
Мы тоже старались не отстать. Наша Валерия Троицкая, будучи руководителем отдела, творила чудеса, превращая нас в «выездных». Творения ее для некоторых в институте и красной тряпкой не назвал бы, столь велик был соблазн ограничить Валерию. Чего стоило институтское собрание, когда начали обсуждать количество ее вояжей. Собрания такого сорта проходили с повышенным публичным интересом, а в заключение, как полагалось, выступил и представитель извне:
— Надо, — говорит, — всем давать возможность выезжать за границу. Мы смотрим на поездки как на премию.
Долго что-то выговаривал в подобном роде, только точку в «обсуждении» поставил сотрудник Президиума Академии. На него и взоры обратились — все ждали реакции руководства на заключительное выступление. Не стал он останавливаться на «премиальной» позиции, — имел, на наше счастье, свое независимое суждение.
— Сколько, — сказал он, — надо нашей науке, столько и будет ездить профессор Троицкая в служебные научные командировки.
Сказал и сел.
Тут, как говорится, и румянец спал, представителя извне как смыло, — ушел с собрания, не попрощавшись.
Мы же в отделе, чтобы такого не повторялось, придумали без малого проложить целый профиль. Начинаясь в Новосибирске, проходя через Свердловск и Ярославскую область, у Калининграда он прямиком выходил в зону тени. Поселок Линдау, недалеко от Геттингена, оказался прицельным пунктом. Профиль был заложен в полном соответствии с двусторонним соглашением АН СССР и Немецким Исследовательским Обществом (Deutsche Forschungsgemeinschaft) для изучения дрейфовых эффектов поперек магнитного поля Земли.