Затем он добавил: «Это всё, что я могу вам сказать», повернулся и растворился в толпе, оставив после себя запах дорогого мужского одеколона.
Я осталась стоять с застывшим на моих губах вопросом: «Но как, как это сделать?» Однако, незнакомец исчез и кругом была лишь безразличная, шумная толпа.
Я так и не смогла узнать ни до, ни после папиного освобождения, кто это был и каким образом он узнал моё имя и телефон. Больше он мне не звонил.
Был ли он папиным сокамерником, которого выпустили на свободу (что маловероятно), или одним из следователей, в котором «совесть Господь разбудил», не знаю. Так или иначе, он совершил по тем временам подвиг, с которого начались мои самые активные действия.
Трудно переоценить значение этой информации. В сталинское время три человека (поэтому тройка) без суда и следствия — выносили приговоры. Довольно часто это был расстрел или в лучшем случае статья 58–10 уголовного кодекса, что означало 10 лет лагерей.
В течение одного дня рассматривались сотни дел и решалась совершенно произвольно судьба многих сотен, как правило, ни в чём не повинных людей. Уже в те времена было известно, что если дело послано в Тройку — это конец. Судьба решалась бесповоротно, и затем уже ничего нельзя было сделать.
И тогда я решила, что должна найти какие-то пути, совершить какие-то поступки, в результате которых удалось бы вернуть папино дело в Большой Дом. В то время я наивно полагала, что в этом случае состоится справедливый суд.
Как мне стало известно позднее, папа, в частности, обвинялся в том, что он якобы в разговоре с кем-то сказал, что крестьянину следовало бы разрешить иметь две коровы. Сейчас это звучит совершенно обычно, более того, возникает вопрос, почему две, а не три, не десять, но в те страшные времена человек, сделавший такое заявление, рассматривался как враг советской власти.
Так или иначе, ему было предъявлено это обвинение, вероятно среди ряда других, которые мне остались неизвестны. И его судьба оказалась в руках Тройки.
Я уже несколько раз ездила в Москву, пытаясь добиться той информации и таких действий «из Центра», которые помогли бы принять единственно правильное решение с моей точки зрения, то есть выпустить папу из тюрьмы. Денег у меня было мало, и, как правило, я ездила в общем вагоне на третьей полке.
Останавливалась я в доме Петра Леонидовича и Анны Алексеевны Капица на Воробьёвых горах. Мою маму Марию Владимировну с Петром Леонидовичем связывала дружба, начавшаяся с детских лет в Кронштадте и продолжавшаяся всю жизнь.
В конце тридцатых годов положение Петра Леонидовича — академика, физика с мировым именем, впоследствии получившим Нобелевскую премию, было весьма влиятельным. Свидетельством этого специального положения было наличие в его кабинете так называемой «вертушки».
По «вертушке» можно было позвонить напрямую членам правительства и Центрального Комитета Партии, часто минуя секретариат. Рядом с этим телефоном лежала небольшая книжечка, в которой были указаны телефоны этих лиц.
Приехав в Москву после получения информации о том, что папина судьба в руках Тройки, и остановившись, как обычно, у Капиц, я решила снова связаться с М. М. Литвиновым.
Мне представлялось, что ситуация приняла конкретный, зловещий характер, и я наивно полагала, что в этом случае он не сможет отказать мне в содействии.
Мысль о его полной беспомощности мне просто не приходила в голову. Мне казалось, что сведения о том, где находится папино дело, дают мне право вновь обратиться к моему депутату, потому что стало известно, что делать и куда обращаться.
Я нашла в книжечке его телефон и стала ему звонить по «вертушке». Однако дозвониться до него лично я не смогла, но в конце концов мне ответил чей-то голос.
Я попросила передать М. М. Литвинову, депутату нашего района в г. Ленинграде, что Лера Троицкая просит его срочно позвонить ей по телефону. И что в течение ближайших трёх дней она будет ждать его звонка днём, с часу до двух.
Номер телефона, который я дала, принадлежал нашим близким московским друзьям, Владимировым, жившим недалеко от станции метро «Красные Ворота». Наше знакомство с ними началось с моих ранних, детских лет, когда, роясь в песке на берегу реки Псел на Украине, я неожиданно нашла золотое кольцо с большим бриллиантом, которое они потеряли за десять дней до этого.
Мне казалось, что таким образом я как-то поступаю правильнее по отношению к Капицам, которые были очень на виду. Владимировы, которым я заранее сообщила о своих планах, с готовностью согласились на такое использование их телефона. Конечно, в то время это согласие тоже было «поступком», на который далеко не все были способны.