Об авторе:
Известный прозаик, драматург и режиссер. Род. в 1944 г. на о-ве Бали. Высшее образование получил на юридическом факультете джокьякартского университета «Гаджа Мада», одновременно учился в Индонезийской академии театрального искусства и кинематографии в Джакарте. В 1967 г. играл в труппе «Театральная мастерская» («Бенгкел Театер»), в 1970 г. организует собственный Независимый театр («Театер Мандири»). Работал обозревателем и редактором в популярных журналах «Экспресс» и «Темпо».
Литературным творчеством занялся в школьные годы; первые новеллы публиковались в балийской и столичной прессе. Широкую известность получил после публикации повести «Телеграмма» (1973; рус. перев. 1981), отмеченной премией Джакартского комитета по проведению Международного года книги.
Автор повестей «Когда сгущается тьма» (1971; рус. перев. 1981), «Фабрика» (1976; рус. перев. «Пламя», 1981), «Вокзал» (1977), «Внезапно — ночь» (1977), «Признано законным» (1977) и «Поверженный» (1978), пьес «Последнее солнце» (1965), «Ворона» (1966), «Поющий океан» (1967), «Нет» (1969), «Покойный» (1969), «Ох!» (1973), «Некто» (1974), «Тук-тук-тук» (1974), многочисленных рассказов, часть которых вошла в сборники «Бомба» (1978) и «Чик!» (1982).
Путу Виджайя - Телеграмма
I
У меня было назначено свидание с Розой. Эту нашу встречу, как и все остальные, я считал официальным мероприятием. Желая сохранить ее в памяти как отрадный исторический момент, я довел себя до наилучшей, самой надежной кондиции. Я избавился от всех профессиональных комплексов, чтобы явиться на свидание безупречным возлюбленным, мужчиной до мозга костей. Дикая октябрьская духота и порывистый ветер с клубами пыли не помешали мне прибыть на место встречи за полчаса до срока. Это ценное качество я выработал в себе давно.
Я потягивал кока-колу и дымил сигаретой «Бенсон». Воображение разыгралось вовсю. Сегодня я прихожу на свидание последний раз. Через три месяца мы станем мужем и женой.
Моя бурная и неприкаянная жизнь окончится за решеткой семейного счастья. Народятся дети — совладельцы моего будущего. Я перестану быть властелином своей жизни и сделаюсь ее рабом. Все пристрастия и хобби придется оставить, так как жизненной целью будет зашибать и копить деньгу.
Будущее не замедлило напомнить о себе. Пришла моя возлюбленная. На ней было платье в ее неподражаемом вкусе: в бледных тонах. Ее лицо сияло, точно она предвкушала просмотр кинокомедии. В сумочке у нее лежали шоколад и духи с возбуждающим ароматом. Это был трехтысячный день нашей любви. Несмотря на это, мы поцеловались так, точно недавно познали, что это такое. Мы немного прошлись по улице, пережидая, пока не стемнеет, затем, как обычно, отправились в номера. Можно ли это назвать иначе, нежели блудом? Но мы занимались своим делом, не чувствуя ни малейшего привкуса греха, твердо убежденные в том, что следуем голосу сердца. Ведь мы любим друг друга...
— Возлюбленный мой, — шепнула она, обнимая меня за шею.
— Возлюбленная моя, — отозвался я для полноты картины.
Мы покончили с ритуалом любви быстрее обычного, так как она хотела сделать мне какое-то сообщение. По ее словам, оно было первостепенной важности. Мы выбрали укромный ресторанчик в той части города, куда редко заходили наши знакомые. Хотя главный, счастливейший момент свидания был позади, мы не избегали прикосновений и держались за руки. Ведь мы по-настоящему любили друг друга, а не просто давали выход плотскому вожделению.
Мы начали свой серьезный разговор под льющиеся из динамика звуки оркестра мадун. Мы знали, что время для этого разговора настало. Мы больше не могли идти на поводу у лжи, от которой можно было свихнуться. Мы и так слишком долго ее терпели. Она превращалась в какое-то безумие и порабощала нас. Пора было разъяснить все простыми словами.
— Хорошо ли ты продумал те перемены, которые принесет нам женитьба? — спросила она.
— Я все понимаю, и я к ним готов.
— А если тебе потом придется о чем-то пожалеть?
— Я не буду жалеть, дорогая, хоть я и расстанусь со свободой, ничем не скованной жизнью, воспеваемой поэтами, интеллектуалами, юношами и...
— Оставь декламацию, она сейчас неуместна.
— Да нет, я серьезно! — твердо сказал я. — Я знаю, что перемены будут, но все это несущественно, так как я заранее смирился с ними.
Моя невероятная решимость растрогала ее до слез. Оба мы прекрасно понимали, что наши непреклонные речи взяты откуда-то напрокат, чтобы подпереть ими шаткое состояние духа. На самом деле грядущие перемены были для нас чем-то абсолютно невыносимым и устрашающим. Эти перемены вторгались в каждое из трех тысяч наших свиданий, мы воображали их своими соперниками, которые нас разлучат или отобьют друг у друга. Что останется от связавшей нас любви после того, как прервутся наши нынешние, а потом и будущие, уже после свадьбы, отношения? Что, если брак превратится в некоего банкомета, навязывающего раз навсегда заданные ходы нам — участникам игры?