Что, если нам придется целоваться, ходить под руку, обмениваться приветствиями по утрам, глядеть друг на друга только из чувства долга? Таков был мучивший нас вопрос. До сих пор мы не сумели на него ответить. А теперь моя возлюбленная потребовала ответа.
Я мог бы ответить так: «Ну что ж, тогда, ради нашей любви, ни к чему и жениться, давай встречаться, как раньше».
На это она сказала бы, что такой вариант — самый простой и на нем можно остановиться в самом крайнем случае. Но, пока еще не все решено окончательно, следует подумать, нет ли иного способа. Может быть, такой способ и объявится, если хорошенько поразмыслить в оставшиеся три месяца.
Все слова, пришедшие нам в голову, были сказаны, а официанты уже начали готовиться к закрытию. Оставалась еще возможность поговорить на улице. Но в шуме машин и под окрики бечаков, срывающих злобу на прохожих, трудно было ожидать толкового разговора.
— Мы опять отложим наше решение? — спросила она.
Меня никто бы не подверг наказанию за отрицательный ответ. Но я ответил отрицательно.
— Кто же будет принимать решение, я или ты? — спросила она снова.
— Я,— сказал я твердо.
— И в чем оно будет заключаться?
Я увлек ее на улицу, так как еще не придумал ответ. Повиснув у меня на руке, она послушно шагала рядом. Я шел по тротуару, судорожно пытаясь что-то придумать. Настал момент показать, чего я стою. Вечером стало заметно прохладнее, чем было днем. Мы уселись в сквере у перекрестка. Окунувшись в свет фонарей, мы словно попали в другой мир. Она положила голову мне на плечо. Поодаль отирались какие-то мальцы с сигаретами в зубах, но мы их не замечали. Ощущая по временам затылком прохладный ветерок, я будто и впрямь ломал голову над решением чего-то сверхважного.
— Спой что-нибудь, — попросил я ее. Она стала тихо напевать «Ночную розу». У нее был недурной голосок, и я от наплыва чувств едва не заснул.
«Отчего же роза в час ночной...» — выводила она вполголоса. Вдруг я зажал ей рот, так как меня осенило.
— Ну, что?
— Поженимся, и все тут, — сказал я решительно. Нового тут было мало. Мы переглянулись. Я притянул ее к себе.
— Вот в каком смысле, — сказал я. — Мы будем жить как супруги, но без регистрации. Погоди, дослушай. Тем самым и в семейной жизни мы будем как двое влюбленных.
И кроме того, не надо будет забивать себе голову всякой семейной дребеденью.
Женщина пристально посмотрела на меня. Явно не потому, что моя идея поразила ее особой свежестью. Просто она не верила в ее осуществимость.
— И что же с нами будет? Превратимся в обезьян? — со смехом спросила она.
— Ничего не поделаешь.
— А ты сможешь так?
— Почему бы нет? Смогу, хотя в этом случае нам придется отрекаться от своей свободы добровольно, ибо нас ведь ничто не будет связывать.
Она молчала. Она знала, что от всех моих проектов я на следующий день могу под любым предлогом отказаться. А может, молчала потому, что не соглашалась. Бьюсь об заклад, что, хотя она и принадлежала мне безраздельно три тысячи раз, у нее были от меня какие-то тайны.
— Не верю я, что эта идея выполнима, — проговорила она наконец, сдерживая смех.
— И я не верю.
— А зачем тогда ты предлагаешь?
— Нам надо за три месяца проиграть все возможные варианты. А потом мы все их отбросим и поженимся, как нормальные люди. Мы же нормальные люди, верно?
— Хотя и с сумасбродными идеями.
— Да ну?
Она засмеялась и вдруг шлепнула меня по руке.
— Ты подумай хорошенько. Если мы из-за этого брака переменимся, то надо ли нам жить вместе?
Я не отвечал. Настала ее очередь говорить. Она, не глядя на меня, одно за другим выкладывала свои соображения на этот счет.
— Я не могу себе представить, что ты — такой, каким я тебя знаю, — вдруг превратишься в примерного отца семейства, спокойного, рассудительного и заботливого.
Я потеряю любовника, а ты станешь отцом наших детишек и ординарным мужем, которому ради своей жены неохота и одеться прилично. Обыкновенным мужем-занудой, который вечно критикует жену на то, что она плохая хозяйка. Ну, что ты скажешь?