С утра он проснулся от того, что мать тормошила его за плечо.
– Саша, вставай, тебе пора идти, – она увидела, что сын открыл глаза и пошла к выходу из комнаты, – давай побыстрее, мне на работу через десять минут выходить.
Он встал, оделся, умылся в ванной, а когда вышел из неё, мать уже стояла в коридоре, укутанная в своё старое осеннее пальто. Чёрт, в мире его родителей всё и всегда было старым, даже только что купленные вещи моментально начинали выглядеть так, словно их принесли из самого дешёвого секонд хенда. Сашка инстинктивно глянул в древнее зеркало на стене, чтобы убедиться, что сам он не покрылся морщинами и не поседел.
– Саша, давай, мне уходить, – она говорила, стараясь не смотреть на сына, – он меня уже ждёт в машине.
– Что, вот так, сразу уходить? – он не ожидал такого быстрого развития событий.
– Да, наверное… Сынок, ну что я сделаю? Ты же сам понимаешь всё, не место тебе тут сейчас. Я бы раньше тебя разбудила, просто не хотела, чтобы вы встречались. Пойдём.
Сашка вернулся в комнату, сгрёб со стола свою зарядку и пошёл обратно за курткой и обувью. Мать отняла куртку и, вытащив из шкафа какое-то пальто, снова поторопила его, поэтому заканчивал одеваться он уже на лестничной площадке, пока она закрывала дверь.
– Саша, ты зайди потом за тёплой одеждой, только лучше позвони сначала. А сейчас я побежала, опаздываю, – она вдруг протянула ему руку, в которой оказалась зажата бумажка в две тысячи рублей, – вот тебе на первое время. Извини, у меня больше нету.
– Не надо мне ничего, – он даже застыл в нелепой позе посреди попытки вдеть руку в болтающийся где-то сзади рукав.
– Отдашь как-нибудь потом, если не понадобятся, – мать поймала край его пальто и сунула деньги в карман, – мне пора.
Она быстро развернулась и побежала вниз по ступенькам. Сашка смотрел ей вслед, удивляясь такой энергичности в её пятьдесят с небольшим лет. Наверное, её возраст – это ещё далеко не старость, но такое понимаешь только тогда, когда сам становишься достаточно взрослым. А он, похоже, уже стал, на заметив этого.
Наверное, у каждого в жизни есть свой собственный момент взросления, когда ты понимаешь, что наконец-то вырос. Наверное, хорошо узнать об этом в двадцать лет, распланировать жизнь, найти работу, создать свой бизнес, нарожать детей или уехать жить в самую дальнюю деревню, потому что теперь ты сам можешь решать всё за себя. Стать взрослым в двадцать девять – немного хуже, ровно на девять лет жизни, пусть даже и в дальней деревне. А ведь можно не вырасти и к этому возрасту. Наверное, можно и никогда не вырасти.
Сашка надел пальто, которое оказалось ему немного велико, осмотрел себя, отметив, что его джинсы с кроссовками больше подходили под вчерашнюю летнюю куртку, а сейчас он стал похож на бомжа, разжившегося на свалке хоть одной, но тёплой вещью.
– Зато тепло, – сказал он вслух и счёл свою фразу ещё одним признаком взросления. Он рассовал по карманам деньги, документы и зарядку, спустился на один лестничный пролёт и посмотрел в окно на хмурый осенний двор. Нужно было решить, что делать дальше.
За окном мать выбежала из подъезда, открыла пассажирскую дверь новенькой Шкоды, блестящей своим серебристым металликом даже посреди серого осеннего двора, и исчезла внутри салона. Так вот на что отец собирал деньги. Новая машина, новый статус среди нищих обитателей хрущёвки, старое пальто, старый характер. Казаться важнее, чем быть.
– Убогая философия, – сказал Сашка вслух, и сам же удивился глупости и ненужности своей фразы. Он не особо понимал, что именно заставляет его говорить – устройство в голове или обычное желание высказаться. А, неважно!
Он вышел из дома, выбил ногой из-под двери очередной кусок асфальта и закрыл подъезд. Пешком он двинулся к центру города, идти здесь было недалеко. Всё же он получил свободу, а ею нужно было распорядиться правильно. Можно говорить что угодно, но жить лучше всё же хорошо, а не на две тысячи рублей.
Сашка добрался до нужной ему улицы, нашёл дом и позвонил в домофон. Очень долго красная металлическая дверь, с одной стороны оклеенная обрывками объявлений, противно пищала в ответ, пытаясь показать, что ему здесь не рады, пока наконец не заткнулась.
– Чего? Кто это? – спросил заспанный голос из динамика.
– Вань, это я, – Сашка попытался понять, сколько сейчас времени, но ни часов, ни телефона у него не оказалось. Но если мать ушла на работу, значит время спать уже прошло. Голос больше ничего не говорил, дверь не открылась, поэтому пришлось нажать кнопки ещё раз.
– Я сейчас выйду, башку тебе отобью, – неуверенно сказал заспанный голос, отчего угроза не вызвала никаких опасений.