Дальше посыпалась всякая мелочь — этих даже читать лень, понятно, что всяких макак по джунглям насобирать можно до чёрта, ну их. Резолюция-то где — в конце? Во, точно. Погнали. “Опубликовать результаты исследований, как это принято в цивилизованном мире”. “Обеспечить равноправный справедливый доступ к технологиям, критичным для гармоничного развития человечества”, так, ясно. “Коалиция государств под эгидой ВТО” — эти-то тут при чём? “Договор об обычных вооружениях в странах Европы” — везде им оружие чудится… накаркаете ведь! О, старое доброе “всемирное потепление” приплели! Точнее, понятно, борьбу с ним.
Короче, резолюция из разряда “что было ваше — должно стать наше”. Что с голосованием? Ну, понятно: вето от России, курите бамбук, ребята! Китай и ещё несколько стран против, редкими пятнами желтеют “воздержанты”, а остальные дружной бандой жаждут комиссарского тела.
Вот это да! Чего угодно ожидал, только не этого!
Посмотрел на Либанова, а он смурной, чернее тучи.
— Ты чего? — спросил я обеспокоенно.
— Понимаешь, — вздохнул завлаб, — я ж учёный… Я воспитан на том, что знание — оно превыше всего! И никто не должен сидеть на научном прорыве, как Гобсек! А вот читаю я этот борзый бред, вспоминаю генеральский звонок, и чудится мне, что всё строго наоборот будет…
Я попытался вставить словечко, но он резко-повелительным жестом меня заткнул:
— Да понимаю я всё! Понимаю! Просто я-то хотел чего? Человечество вперёд толкнуть! Вперёд, понимаешь? Цивилизацию! Хоть немножечко! Счастья всем, даром! А в итоге, чую, запрут нас, с тобой вместе, в уютной камере. Оборудованной по последнему слову науки и техники. И ключ выбросят.
Он махнул рукой и наклонился над своим экраном снова.
Я сосредоточился, подбирая слова.
— Извини, но вообще-то ты не прав. Не мне тебе рассказывать, конечно, но вот скажи — ты хорошо помнишь историю института, которым так гордишься? Не подскажешь, какова была главная цель его создания? Зачем это вот всё вообще? Скажешь, для того, чтоб с мировым сообществом делиться, что ли? Или я чего-то не знаю, и материалы по той самой бомбе кто-то опубликовал?
— Нет, — медленно ответил Либанов, снова подняв на меня глаза, — не скажу. Не для того, чтобы делиться. Но! Это было тогда! Ты хочешь как тогда? Я нет! Мне нравится то, что случилось! Что произошло! Я за прогресс! Развитие! Я не хочу занавес опять! Не хочу допуск!
— Ещё скажи — он у тебя был, — криво усмехнувшись, вставил я.
— Не было! — рубанул завлаб. — И лично я желаю, чтоб так оно и оставалось! Я хочу читать журналы со всего мира! Публиковать статьи! На конференции ездить! Общаться! А у нас? Какие конференции, к маме? Нас месяц уже как в соседний кабак не пускают без конвоя! А теперь что — совсем всё? Шабашка? Навсегда?!
Он шумно выдохнул, махнул рукой, будто отгоняя назойливую муху, и уставился в стену напротив.
А я… я сидел, и не знал, что ему сказать. Спорить? Так я сам с ним во многом согласен. В первую очередь — по вопросу “уютной камеры”! Да и как мне спорить — я-то не он, у меня нет этого вот “знание — превыше всего”, но чисто интуитивно я понимаю, что тут возразить трудно. Да и вообще, мне с ним бодаться — примитивно образования не хватит… А если с ним соглашаться, так это совсем уж страшновато: тогда ведь надо делать что-то. Не знаю… бежать куда-то? А куда? Как? И что там делать? В Штатах я уже бывал, и как-то ни разу не скажу, что мне понравилось! В Испании вот разве что неплохо было… так ведь и там меня в покое не оставят! А уж Либанову там точно чистый тупик — никто ему там никакой наукой заниматься не даст. Либо украдут и заставят клепать те же Телепорты, в такой же ровно камере, либо будет тихо посуду мыть в рыгаловке на пляже.
О! Я знаю, что нам сейчас надо!
Я толкнул Либанова локтем и заговорщически прошептал:
— Андрюха! А пошли в “термос” пошепчемся! Я тут на днях такую штуку запробовал — в космосе! Ты не поверишь!
И — о, чудо! Глаза напротив разом пыхнули тем самым, уже хорошо мне знакомым маньячистым огоньком.