Они оба как подкошенные опустились на ледяное дно штольни, продуваемой выдавливаемым из тоннеля воздухом, и молча просидели несколько минут, а может часов, обнявшись и погасив фонарик — словно справляли поминки по своему спасителю.
Очнулся Денис оттого, что пальцев его безвольно опущенной руки коснулось что-то живое и мохнатое, и тут же вскрикнула Наташа:
— Ой, кто-то меня задел! Крыса! Сейчас укусит! Они вскочили, затопали ногами. Хованский зажег фонарик. По дну штольни действительно пробегали, поблескивая мокрыми спинками, крупные, размером с месячного котенка, грызуны. Их светлые хвосты волочились по полу, оставляя на нем темные дорожки.
Но Наташа напрасно боялась укуса — крысам было не до них. Они спасались точно так же, как люди, указывая им верное направление к спасению.
Денис коротко мигнул вспышкой вслед зверькам, чтобы осмотреть дорогу впереди. Штольня поднималась под небольшим углом. Посередине ее вогнутого пола была проложена узкая дорожка, сваренная из металлических прутков и напоминающая стремянку, упавшую на землю. По ней-то и предстояло подниматься наверх. И чем скорей, тем лучше, потому что их ног уже стали касаться всплески поднимающейся воды.
— Мы пойдем в темноте, — сказал Денис. — Нужно беречь батарейки. Дай мне конец твоей косынки и ступай за мной. Если я упаду или куда-нибудь провалюсь, ты успеешь остановиться.
— Нет, ты уж не падай больше, пожалуйста, — у меня сердце не выдержит.
— А ты тогда рванулась к нам, чтобы помочь? Думаешь, справилась бы?
— Нет. Я просто хотела прыгнуть сразу за вами. Чтоб не мучиться…
— Глупенькая. Всегда нужно биться до последнего, даже если ты осталась одна. Помнишь историю про двух мышей в банке со сметаной?
— Я буду помнить всю жизнь историю про двух людей в тоннеле с мышами, точнее, с крысами. Если мы выживем, конечно.
— Ну вот, говорят, надежда умирает последней. А по-моему, последним умирает чувство юмора. Значит, ты не безнадежна. И шагай уверенней — крысы бегут не по этой лесенке, а по гладкому полу. Так что тебе нечего бояться.
Подъем был не круче, чем у пандусов для инвалидов, которые стали появляться в некоторых питерских подземных переходах, но Наташа с Денисом быстро устали. Во-первых, потому, что идти пришлось в полной тьме, и они спотыкались буквально на каждом шагу о металлические прутки. Во-вторых, они вымотались от предыдущих испытаний, и единственное, о чем мечтал каждый из них, — это лечь и заснуть. В-третьих, оба были абсолютно мокрыми. Вода все еще стекала с их одежды, и обдуваемая потоками воздуха из тоннеля промокшая ткань постепенно превращалась в леденящие латы, сковывающие и без того дающиеся с трудом движения, обжигала холодом.
Денис понял, что долго им не продержаться. Словно в подтверждение его опасений, сзади раздался тяжелый вздох, и косынка в его руке свободно повисла.
Денис зажег фонарик. Наташа лежала на полу с открытыми глазами. Значит, она не потеряла сознание, а просто обессилела.
— Денис, — чуть слышно прошептала она, — давай сделаем так: я тут полежу немного, а ты пойдешь один, доберешься до людей, и вы придете за мной. А я только немного посплю. Ну совсем чуть-чуть.
— А крысы? — решил он напугать ее.
— Ты же сам сказал, что им не до нас.
— А если вода поднимется сюда?
— Тогда я встану и пойду за тобой.
— Нет, ты встанешь сейчас, и мы пойдем вместе. Порознь в таких ситуациях погибают, понимаешь? Пока мы вместе, каждый из нас идет ради другого. Врозь же человек отвечает лишь за себя и перестает бороться. Черт возьми, ведь не даром же Славка жизнь за нас отдал! Вставай, ну!
Последний аргумент заставил Наташу послушаться, и она снова побрела в темноте, но конец косынки в руке Дениса стал натягиваться все туже и туже. Вскоре он уже тащил девушку за руку, чтоб она не потеряла равновесия. Потом и это перестало помогать, и Наташа мягко упала на холодный бетон, даже не вскрикнув.