Говорить было больно: вокруг губ запеклась кровь, ныли челюсти, язык ворочался с трудом.
— Хочешь пить? — догадался Элегантный. Балашов снова кивнул. Братан поднес к его рту стакан с водой.
— Помоги ему встать, — распорядился Элегантный.
Братан подхватил Антона под мышки, усадил на стул.
— Ну? — Элегантный, засунув руки в карманы брюк, перекатывался с пятки на носок.
Антон, косноязычно, делая большие паузы между словами, рассказал ему все. И про Казанцева — как стал его доверенным лицом, как мотался с ним в предвыборную кампанию по нищим селам и грязным городским кварталам; и про Олега Булгакова — как вместо повестки в суд за оскорбление в эфире чести и достоинства лидера партии трудового народа он, Антон, получил приглашение в штаб-квартиру его партии и как тот банально перекупил Балашова за штуку баксов. После этого Антон организовал в прессе и на других каналах телевидения кампанию в защиту несправедливо оболганного главного “муравья”, а потом, когда Булгаков сунул взятку Гуровину, начал петь Олегу осанну и на “Дайвере”. Казанцев растерялся. Он пригласил своего бывшего приятеля в кафе “Аполлон” на Манежной поговорить. Саша не стыдил Антона. Он просто пытался понять почему. И во время того разговора случайно обмолвился о запланированной поездке в Одессу.
— Значит, в Одессу, — задумчиво произнес Элегантный. — А что он там потерял? Он может позволить себе и Ниццу, и Париж, и Красное море… Так почему Одесса?
— Не знаю…
— Хорошо, предположим, я тебе поверю. — Элегантный взглянул на Братана. — Поверим ему, Коля?
Тот почесал в затылке, наморщил узенький лобик:
— Ну…
— А на чем он уехал?
— Не знаю… — повторил Антон.
— Проверь, во сколько сегодня вылетали самолеты на Одессу, — обернулся Элегантный к братану.
Тот вытащил из кармана мобильник, обзвонил аэропорты Внуково, Шереметьево, Домодедово.
Элегантный терпеливо ждал.
— Ниоткуда не вылетали, — сообщил наконец бритоголовый. — Одесса не принимает. Туман. В Шереметьеве сказали, может, в двадцать ноль-ноль вылетит…
— Они не полетели, — с трудом проговорил Балашов.
— Кто “они”? — нахмурился Элегантный.
— Он… Саша.., и Алина.., его.., сожительница…
— Кто такая?
— Диктор.., коллега.., моя…
— Ты же базарил, козел, что не знаешь, улетели они или не улетели, — вдруг подозрительно прищурился братан.
— Она.., самолетом.., не может.., аэрофобия…
— Что? — насторожился братан.
— Аэрофобия, боязнь высоты, — пояснил Элегантный. — Значит, они поехали на авто.
— Саша.., его укачивает…
— Ха-ха-ха! — развеселился вдруг братан. — Хороша парочка! Психи! Та самолетов боится, этот машин!
Элегантный недоуменно посмотрел на напарника. Видимо, не ожидал от него такого длинного и логичного монолога.
Братан вдруг перестал смеяться.
— Что, на поезде?
— Не знаю…
Элегантный разминал пальцами кончик носа.
— Значит, так, — медленно произнес он. — Мы дадим телеграмму…
— Какую телеграмму? — изумился братан. Но Элегантный его уже не слышал. Он быстро шагал по длинному коридору. Братан бросился за ним, не забыв прикрыть за собой дверь.
Антон снова остался один.
Москва
Крахмальников уже бывал в этом кабинете, когда брал у президента интервью. Тогда это интервью долго согласовывали с тем же Дюковым, Дюков раз двадцать правил вопросы Крахмальникова. Но, к удивлению Леонида, не сглаживал их, а заострял. Правда, то было предвыборное время, президент на самые острые вопросы отвечал охотно и четко. Он и слушать умел. Или, во всяком случае, старался слушать и понимать чужую точку зрения. Крахмальникову тогда показалось, что они с президентом похожи. Президент тоже не мог смотреть прямо в глаза, и он сомневался. Это стало для Крахмальникова откровением.