Эррингтон молчал и не двигался с места. Придерживая рукой отведенную назад сосновую ветку, он с пристальным вниманием наблюдал за движениями девушки, сидевшей за прялкой.
Внезапно ее прекрасные губы разомкнулись, и она запела, выводя необычную мелодию. Она чем-то походила на стремительно бегущий по камням горного склона поток, шум которого отражался эхом от холмов и смешивался с печальными завываниями ветра.
Голос у девушки был звонким, словно хрусталь, и то же время глубоким и нежным. В нем звучала сдерживаемая страсть, которую всем сердцем ощутил Эррингтон и которая вызвала в его душе беспокойство и тоску – непривычные для него эмоции. Осознав это, он вдруг испытал странное нетерпение, которое заставило его самого смутиться. Теперь он тоже с радостью бы покинул свой наблюдательный пункт, но только по той причине, что ему захотелось избавиться от нахлынувших на него чувств. Он невольно попятился на пару шагов, но на этот раз уже Лоример заставил его остановиться, положив руку ему на плечо.
– Ради всего святого, давайте дослушаем песню до конца, – сказал он негромко. – Что за голос! Просто какая-то золотая флейта, право слово!
Лицо Лоримера выражало истинное наслаждение, и Эррингтон не стал ему возражать. Глядя сквозь оконный проем, обрамленный цветами, он буквально впился взглядом в изящный силуэт в глубине комнаты. Фигура девушки в такт ритму песни и вращению колеса прялки слегка покачивалась. Время от времени солнечные блики вспыхивали на золотистых прядях ее волос и освещали покрытые нежным румянцем щеки и прекрасную шею, которая казалась белее платья. Песня лилась из ее губ, словно из горлышка соловья. Слова были норвежские, поэтому содержания двое ее слушателей не понимали. Но мелодия, чу́дная мелодия была такова, какой должна быть настоящая музыка, и она трогала самые глубокие струны в сердцах молодых людей, уводя их в царство сладких грез.
– А вы говорите «Гретхен» Ари Шеффера, – пробормотал со вздохом Лоример. – Насколько жалко и беспомощно она выглядит на фоне этой великолепной, невероятной красавицы! Я сдаюсь, Фил. Вынужден отдать должное вашему вкусу. И готов признать, если хотите, что она в самом деле солнечный ангел. Ее голос окончательно убедил меня в этом.
В этот момент пение оборвалось. Эррингтон повернулся и пристально уставился на приятеля.
– Что, и вас зацепило, Джордж? – поинтересовался он, несколько принужденно улыбаясь.
Лоример покраснел, но не отвел взгляда.
– Я не браконьер, который охотится на чужих землях, – ответил он, стараясь говорить как можно хладнокровнее. – Думаю, вам это известно. Так что, если душа этой девушки так же прекрасна, как ее лицо – вперед, и желаю вам успеха!
Сэр Филип улыбнулся. Мрачная гримаса на его лице уступила место выражению облегчения. Это произошло неосознанно, но Лоример сразу же заметил перемену.
– Какая чушь! – радостно воскликнул Эррингтон. – Мне здесь ловить нечего. Что, по-вашему, мне остается делать в такой ситуации? Если я подойду к окну и заговорю с ней, она вполне может принять меня за вора.
– Вы и выглядите как вор, – заявил Лоример, оглядывая атлетическую фигуру своего друга, облаченную в свободный, но прекрасно скроенный белый фланелевый костюм, сшитый специально для путешествий на яхте, с серебряными пуговицами с эмблемой в виде якоря. Он также отметил про себя гордо посаженную голову, красивое породистое лицо, а затем, посмотрев вниз, обозрел изящные ступни с высоким подъемом. – Ну да, прямо-таки вылитый грабитель, так ведь? Странно, что я не замечал этого раньше. По идее, любой лондонский полисмен должен был бы арестовать вас прямо на улице из-за того, что вы очень подозрительно выглядите.
Эррингтон тихо рассмеялся.
– Что же, мой друг, о чем бы ни свидетельствовала моя внешность, сейчас я в любом случае нарушитель права чужой собственности, незаконно забравшийся в частные владения – и вы, кстати, тоже. Что будем делать?
– Найдем входную дверь и позвоним в звонок, – тут же предложил Джордж. – Скажем, что мы несчастные заблудившиеся путешественники. Надеюсь, этот самый бонд всего лишь сдерет с нас кожу живьем. Наверное, это будет больно, но вряд ли затянется надолго.
– Джордж, вы неисправимы! Предположим, что мы пройдем через эту сосновую чащу где-нибудь в другом месте. Возможно, в этом случае мы выйдем к фасадной части дома.