– Я не вижу причин, по которым мы не могли бы просто обогнуть дом с другой стороны, пройдя мимо окна. А если нас из комнаты увидит эта красавица, мы можем сказать, что пришли повидать бонда.
Молодые люди, сами того не замечая, перестали сдерживаться и, споря, заговорили громче, чем прежде. Внезапно после последней фразы Лоримера на их плечи легли тяжелые ладони. Чьи-то мощные руки развернули их в противоположную сторону от окна, в направлении которого они продолжали смотреть.
– Бонда? – услышали они низкий мощный голос. – Ну что же, молодые люди, можете больше не искать – я и есть Олаф Гулдмар!
В этих словах прозвучала такая же гордость, как если бы незнакомец заявил: «Я – император!»
Эррингтон и его друг на какой-то момент потеряли дар речи – отчасти из-за бесцеремонности, с которой их ухватили за плечи и развернули, словно каких-то безродных молокососов, отчасти от изумления и даже безотчетного восхищения, которые вызывал у них человек, который безо всякого внешнего усилия подверг их такому неучтивому обращению. Перед ними стоял мужчина выше среднего роста, который мог бы стать прекрасной моделью для честолюбивого скульптора, решившего вылепить статую предводителя войска древних галлов или бесстрашных викингов. Он был крепкого, даже могучего сложения, мускулистым и явно обладающим исключительной физической силой. В то же время в его осанке и движениях чувствовалась неуловимая грация, что делало его внешность еще более колоритной. У него были широкие плечи и мощная грудь. Его крупное лицо покрывал румянец. Но наибольшее внимание привлекала его голова. Ее украшала густая шевелюра белоснежных седых волос, которые сверкали на солнце, словно серебро. Густая борода незнакомца была коротко подстрижена – как у воинов Древнего Рима. Из-под густых седых бровей смотрели на мир пронзительные глаза. Взгляд их был острым и смелым, словно у орла или другой хищной птицы, и на редкость пристальным – казалось, что от такого взгляда не укроется даже самая незначительная ложь. Мужчина выглядел лет на пятьдесят восемь – шестьдесят. На самом же деле ему минуло семьдесят два, но он был сильнее, энергичнее и решительнее многих из тех, кому еще не исполнилось тридцати. Его необычный наряд напоминал одновременно традиционные костюмы шотландских горцев и древних греков: что-то вроде нательной фуфайки, а поверх нее – куртка из шкуры северного оленя, обшитая непонятными значками и украшениями из суровой нитки и разноцветного бисера. На плечи его был небрежно накинут и завязан узлом у пояса широкий шарф из белой шерстяной ткани, на вид очень теплой и мягкой. На поясе висел огромный охотничий нож. Говоря с незваными гостями, мужчина небрежным жестом положил одну ладонь на увесистый сосновый посох, который был испещрен причудливыми письменами и резными фигурками и на одном конце имел чуть изогнутую рукоятку. Хозяин явно ждал, что пришельцы заговорят, но, видя, что они хранят молчание, сердито сверкнул глазами и повторил:
– Я бонд – Олаф Гулдмар. Говорите, зачем явились, и уходите. У меня мало времени!
Лоример посмотрел на него, и на лице молодого человека возникло обычное слегка небрежное выражение, а на губах – легкая улыбка. Он сразу понял, что со старым фермером лучше не шутить, а потому, перед тем как заговорить, вежливо приподнял шляпу.
– Случилось так, – честно сказал он, – что мы забрели сюда без всякого дела – просто так, без каких-либо причин. И мы прекрасно это осознаем! Мы нарушили границы чужих владений, и это тоже понимаем. Умоляю вас, не будьте к нам слишком строги, мистер … мистер Гулдмар!
Бонд бросил на него пристальный взгляд, словно молнию метнул, и где-то в зарослях его бороды зародилось нечто вроде подобия улыбки. Он повернулся к Эррингтону.
– Это правда? Вы пришли сюда намеренно, зная, что эта земля является частной собственностью?
Эррингтон, в свою очередь, также приподнял шляпу, скрывавшую его густые каштановые волосы, с небрежным изяществом, но при этом выказывая уважение к собеседнику, – манера, давно ставшая частью его натуры.
– Да, так и есть, – признался он, решив следовать примеру Лоримера и видя, что в сложившейся ситуации лучше не вилять. – Мы слышали, как люди в Боссекопе говорят о вас, и пришли сюда, чтобы выяснить, не окажете ли вы нам честь и не позволите ли познакомиться с вами.
Старик сильно ударил сосновым посохом о землю, и лицо его покраснело от гнева.
– Боссекоп! – воскликнул он. – Вот уж осиное гнездо! Боссекоп! Там вы могли узнать обо мне достаточно, чтобы ваш аппетит к новостям был удовлетворен. Боссекоп! В те времена, когда мой род правил в этих местах, таким людишкам, как те, что живут сейчас там, дозволялось бы только править мой клинок на точильном камне. Эти ничтожества стояли бы, голодные, в очереди, дожидаясь, когда им бросят объедки с моего стола!