Пожилой фермер говорил с такой горячностью и страстью, что его явно требовалось как-то успокоить. Лоример исподтишка бросил взгляд на зарешеченное окно и увидел, что девушка, сидевшая у прялки, куда-то исчезла.
– Мой дорогой мистер Гулдмар, – с вежливой настойчивостью заговорил Джордж, – заверяю вас, что, по моему мнению, жители Боссекопа не заслуживают чести точить ваш клинок и питаться объедками с вашего стола! Лично я их презираю! И мой друг, сэр Филип Эррингтон, тоже относится к ним с презрением – верно ведь, Фил?
Эррингтон с притворной скромностью молча кивнул.
– То, что сказал мой друг – совершеннейшая правда, – продолжил Лоример. – Мы действительно очень хотим, чтобы вы оказали нам честь, познакомившись с нами. Для нас это величайшая радость. Мы были бы просто в восторге, если бы это произошло.
При этих словах лицо Филипа озарилось искренней мальчишеской улыбкой, которая была на редкость заразительной и, похоже, подействовала на старого бонда, потому что его тон стал намного мягче.
– Никто и никогда, молодые люди, не ищет знакомства со мной, – проворчал он. – Те, кто поумнее, стараются держаться от меня подальше. Я не люблю незнакомцев, зарубите это себе на носу. Но я готов простить вам то, что вы забрались в мои владения. Я вас отпускаю – идите себе с миром.
Друзья обменялись огорченными взглядами. Однако, похоже, им оставалось только одно – выполнить неприятное им приказание старого Гулдмара. Эррингтон, однако, решил все же предпринять еще одну попытку.
– Могу я надеяться, мистер Гулдмар, – поинтересовался он с изысканной вежливостью, – что вы хотя бы один раз нарушите свой обет затворничества и посетите меня на борту моей яхты? Вы наверняка ее видели – она называется «Эулалия» и стоит на якоре во фьорде.
Фермер посмотрел Эррингтону прямо глаза.
– Я видел ее. Красивая игрушка для молодого повесы! Значит, вы тот, кого в Боссекопе, этом скопище дураков, называют «богатым англичанином» – бездельник, который не знает, чем заняться, и у которого поэтому масса свободного времени. Праздношатающийся путешественник, прибывший с тех туманных берегов, где толстосумы копят золото и не могут удовлетворить свой аппетит к богатству, пока не умрут от обжорства! Я слышал о вас – рыцарь из рода паразитов, плесень с благородными манерами, эфемерный росток, отпочковавшийся от гниющего старого дерева, корни которого превратились в труху и остались в давно забытом прошлом.
Густой низкий голос старика вибрировал, когда он произносил свою тираду, а на лице проступила тень меланхолии. Эррингтон слушал его совершенно спокойно и безмятежно. Его нисколько не обидело то, что у пожилого фермера имелся свой взгляд на молодого аристократа, на его образ жизни, его богатство и титул. И, хотя бонд продолжал пристально смотреть на него, сэр Филип не отвел взгляд, а лишь легонько наклонил голову, давая понять, что с уважением относится к его мнению.
– Вы совершенно правы, – просто сказал он. – Мы, современные люди, всего лишь пигмеи по сравнению с гигантами прежних времен. Даже королевская кровь теперь уже не та. Но, что касается лично меня, то я не придаю значения ни титулу, ни деньгам, ни прочим атрибутам, то есть всему тому, если можно так выразиться, багажу, который сопровождает нас в нашем кратком путешествии по этой жизни. Мне достаточно самой жизни.
– И мне, – заявил Лоример, который был просто в восторге от того, что его друг вполне благодушно отнесся к презрительным характеристикам, которые дал ему старый фермер. – Но, знаете ли, мистер Гулдмар, прогоняя нас, вы осложняете нам жизнь. Наша беседа становится такой интересной! Почему бы не продолжить ее? У нас в Боссекопе нет друзей, а нам хотелось бы задержаться в этих местах на несколько дней. Надеюсь, вы позволите нам прийти сюда снова и повидаться с вами?
Олаф Гулдмар молча сделал шаг вперед и стал настолько откровенно и пытливо разглядывать молодых людей, что оба они, зная, что на самом деле привело их к дому бонда, невольно покраснели, особенно Эррингтон, который побагровел до корней своих каштановых волос. Однако старик продолжал изучающе рассматривать их, словно желая взглядом проникнуть в их души. Затем он что-то пробормотал себе под нос по-норвежски, после чего, к искреннему изумлению обоих англичан, выхватил из ножен свой охотничий нож и быстрым, сильным движением бросил его на землю и поставил на него ногу.