– Как долго? – заговорила она суровым, повелительным тоном. – Как долго я еще должна видеть проделки Сатаны в этих местах? Поля оскудели, земля перестала родить. На всех нас лежит проклятие нищеты и запустения, и только он, этот язычник Гулдмар, процветает и собирает богатые урожаи, в то время как все вокруг голодают! Разве я не понимаю, когда вижу все это, что это работа дьявола? Я ведь недаром богоизбранная служительница Господа! – И женщина с силой ударила об пол длинным посохом, чтобы подчеркнуть свои слова. – Разве я не осталась в одиночестве в моем почтенном возрасте? Малышка Бритта, единственная дочь моей единственной дочери – разве ее не украли и не удерживают вдали от меня? Разве ее сердце не оторвали от моего? И все из-за этой поганой ведьмы, проклятой Богом и людьми. Это она накликала запустение на наши земли; она делает руки наших мужчин неуклюжими, а сердца беспечными, так что даже рыбаки лишились удачи. А ты все еще колеблешься, все откладываешь, не выполняешь свое обещание! Говорю тебе, в Боссекопе есть люди, которые готовы бросить ее голой в воды фьорда и оставить там – чтобы она утонула или уплыла куда-нибудь подальше, как ей и положено по ее природе!
– Я знаю, – робко пробормотала Ульрика, чуть приподнявшись, – я хорошо это знаю! Но, Ловиса, имейте терпение! Я делаю все, что могу! Мистер Дайсуорси сделает для нас больше, чем мы сами сможем сделать для себя. Он мудр и осторожен…
Ловиса резким взмахом руки прервала собеседницу.
– Дура! – выкрикнула она. – К чему здесь осторожность? Ведьма есть ведьма. Сожгите ее, утопите ее! Другого пути нет! Всего два дня назад сынишка моей соседки Энглы прошел мимо нее на берегу фьорда. И теперь бедный мальчик заболел какой-то странной болезнью, и говорят, что он умрет. Или вот еще – стадо, принадлежащее Хильдмару Бьорну гнали домой, а она прошла мимо. И вот теперь животных поразил ящур, начался падеж! Расскажи об этом святому отцу Дайсуорси. Если он не сможет найти средство против всего этого, то я смогу – и найду!
Ульрика слегка вздрогнула и поднялась во весь рост, кутаясь в шаль.
– Почему вы так ненавидите ее, Ловиса? – спросила она почти застенчиво.
Лицо Ловисы потемнело, а ее желтые пальцы, чем-то похожие на ястребиные когти, крепко и грозно сжали рукоятку посоха.
– Да, я ненавижу ее, – тихо произнесла она. – Ненавижу с самого ее рождения! А прежде я ненавидела ее мать! Душа каждой из них – гнездо дьявола, обитель нечисти. И на всех нас будет лежать проклятие, пока она находится здесь, на нашей земле…
Помолчав немного, женщина устремила на Ульрику пристальный взгляд.
– Запомни, – сказала она со злобной ухмылкой на устах, – я знаю твой секрет, и для тебя будет лучше, если о нем никому не станет известно! Я даю тебе еще две недели – в течение этого времени ты должна все сделать! Уничтожь ведьму и сделай так, чтобы ко мне вернулась моя внучка, Бритта, а если нет – настанет моя очередь.
И она беззвучно засмеялась. И без того бледное лицо Ульрики побледнело еще больше, а рука, сжимающая край шали, задрожала, словно в лихорадке. Тем не менее она, сделав над собой усилие, попыталась взять себя руки.
– Я поклялась повиноваться вам, Ловиса, – сказала она, – и я буду это делать. Но скажите мне одно – откуда вы знаете, что Тельма Гулдмар в самом деле ведьма?
– Откуда я знаю? – резко переспросила, почти выкрикнула Ловиса. – Разве я даром прожила свою жизнь? Посмотри на нее! Разве я на нее похожа? А ты на нее похожа? Хоть одна честная женщина в нашей округе похожа на нее? Попробуй встретиться с ней в холмах, прихватив с собой нож или булавку, и кольни ее – думаешь, у нее потечет кровь? Вот увидишь – не вытечет ни капельки! Ни единой капельки, клянусь! Посмотри на ее кожу. Она у нее слишком белая – в ее жилах нет крови, только пламя! Взгляни на ее румяные щеки, на ее прекрасную плоть, на блеск в ее глазах, на ее золотистые волосы – все это дело рук дьявола, все нечеловеческое, все обман! Я подглядывала за ней, подглядывала за ее матерью и всякий раз, когда видела их, проклинала, насколько у меня хватало дыхания…
Ловиса внезапно умолкла. Ульрика взглянула на нее с максимальным удивлением, какое только могло выразить ее простое грубое лицо. Перехватив ее взгляд, Ловиса мрачно улыбнулась.