Сэр Филип, однако, держа над головой горящую лампу, осторожно спустился по неровным ступенькам, которых насчитал двадцать, и остановился перед закрытой дверью. Она была сделана из прочного, твердого как железо дерева, потемнела от времени и казалась почти черной. На ней были вырезаны замысловатые символы и надписи. При этом в самом центре отчетливо виднелось написанное крупными буквами слово – «ТЕЛЬМА».
– Боже милостивый! – воскликнул сэр Филип. – Вот я и узнал его! Конечно же, это имя девушки! Это, должно быть, ее частное прибежище – что-то вроде будуара моей леди Уинслей, но только в несколько ином виде.
Мужчина громко рассмеялся, вспомнив обшитые изысканным золотистым атласом панели комнаты в одном богатом особняке на Парк-лейн, где некая дама аристократического происхождения, из высшего света, законодательница мод, занималась с ним тем, что очень близко к занятиям любовью, но все же позволяет женщине не потерять репутацию порядочной и сохранить высокое положение в обществе. Хохот громким и странным эхом отразился от сводов пещеры, словно какой-то невидимый демон, веселый, но страшный, как все демоны, насмехался над непрошеным пришельцем. Мужчина долго, с любопытством и даже восхищением прислушивался к отзвукам, которые, казалось, доносились с разных сторон.
– Такое эхо произвело бы фурор при представлении «Фауста». Если бы Мефистофель так адски хохотал – «Ха! Ха!», – а эхо вторило бы ему, это было бы просто шедеврально, – сказал сэр Филип, а затем снова занялся разглядыванием имени на двери. Внезапно он, ощутив странный порыв, громко крикнул: – Тельма!
– Тельма! – повторило эхо.
– Это ее имя?
– Ее имя! – снова продублировало эхо.
– Я так и думал! – выкрикнул сэр Филип и снова рассмеялся – и эхо послушно захохотало в ответ. – Такое имя кажется очень подходящим для норвежской нимфы или богини. Тельма – это звучит очень колоритно и уместно. Но, если я не ошибаюсь, в английском языке это имя ни с чем не рифмуется. Тельма!
Филип ощущал странное удовольствие, проговаривая эти звуки.
– В звучании этого имени есть что-то таинственное, неземное. Оно словно музыка, доносящаяся издалека. Ну, а теперь, я полагаю, мне следует попробовать войти в эту дверь?
Баронет легонько толкнул дверь рукой. Она лишь слегка подалась. Он повторил свое движение еще раз, и еще, но без особого результата. Тогда он поставил лампу на пол и изо всех сил налег на дверь плечом. Раздался неприятный скрип, и дверь дюйм за дюймом растворилась. За ней царила темнота, и поначалу Филип не увидел ничего. Он снова поднял лампу над головой, посветил в проем, и из его груди вырвался возглас удивления. Внезапный порыв ветра, прилетевший со стороны моря, погасил лампу, и вокруг снова сгустилась непроглядная тьма. Нисколько не смущенный этим, сэр Филип нащупал мешочек с фальшфейерами – оставался всего один. Он торопливо зажег его и, с осторожностью прикрывая свет рукой, снова поджег фитиль лампы, а затем смело шагнул в глубь таинственного грота под шелест и бормотание ветра и волн, напоминающие голоса невидимых духов.
Он очутился в просторном тоннеле, который, по всей видимости, вырубили в скале человеческие руки. Удивляли стены – они были облицованы раковинами моллюсков самых разных форм и цветов. Некоторые тонкие, словно лепестки роз, другие толстые, с острыми выступами, третьи походили на отшлифованную слоновую кость. Нашлись и такие, которые сверкали и переливались всеми цветами радуги, и белоснежные, словно морская пена. Многие были развернуты к свету блестящей внутренней частью – пурпурной, молочно-белой или жемчужной. Все они были выложены в определенном, математически правильном порядке, образуя разнообразные фигуры – звезды, полумесяцы, бутоны роз, соцветия подсолнухов, сердечки, скрещенные кинжалы и другое холодное оружие, даже корабли. И все это было выполнено с удивительной тщательностью, словно каждая фигура или эмблема, каждое изображение служило своей определенной цели.
Сэр Филип шел по тоннелю медленно, восхищенный открывшимся ему необыкновенным зрелищем, то и дело останавливаясь, чтобы получше рассмотреть каждый участок стен, представавший перед ним. И, разумеется, он размышлял о том, для чего была создана эта замечательная пещера, которую кто-то украсил так кропотливо и старательно.