Я приподнимаю голову от ковра и тут же понимаю, что самолет идет на снижение: шум двигателя становится сильнее прежнего, уши закладывает от резких перепадов давления. Я одергиваю руку, не желая соприкасаться со своим провожатым, но все же послушно поднимаюсь, садясь в кресло, пристегивая ремень безопасности и выглядывая в иллюминатор. Поначалу под нами – только облака, больше ничего не видно. Но когда мы спускаемся пониже, сквозь белую пелену начинают проглядывать участки зеленых насаждений и шпили небоскребов. Да уж, это точно не ноябрьский Питер…
– Веди себя хорошо, будь послушной девочкой, и тогда никто не причинит тебе вреда, – говорит мне мужчина, подходя со спины.
– А вам не надо пристегнуться? – спрашиваю я язвительно. Мои слезы высохли, и я чувствую безумную злость на обман, которому позволила случиться.
Мой собеседник усмехается, но все же шагает в свое кресло, оставляя меня наедине с собственными мыслями.
Самолет все быстрее сбрасывает высоту, а я решаю для себя твердо и непоколебимо: послушной девочкой я в этой чужой стране не буду.
Частный джет с таким изяществом и легкостью приземляется на взлетно-посадочную полосу, окаймленную нежно-зеленым ухоженным газоном, что я не чувствую никакой тряски… ну, разве что где-то глубоко внутри – от переполняющего меня ужаса. Я просто уверена, что этот ужас написан сейчас у меня на лице и ясно читается в широко распахнутых глазах, все еще красных и опухших от пролитых за время долгого полета слез…
Но больше я плакать не намерена – у меня есть дела гораздо важнее. Например, выяснить, куда я попала, в чьей я теперь власти и как вернуться на родину. Это откровенно жуткое «навсегда», так дерзко и уверенно брошенное мне в лицо сопровождающим, звучит совсем неубедительно для моих ушей: ничто не бывает навсегда. И я совершенно точно не намерена провести всю оставшуюся жизнь в чужой стране в рабстве у каких-нибудь извращенцев.
Меня ведь для этого сюда привезли, верно?
Чтобы я «сосала члены», по словам того мужчины?
Ну уж нет.
Пусть сами сосут! И пусть подавятся!
Первый же член, который попробуют запихнуть мне в рот, я сразу откушу к чертовой матери, вырву с мясом и выплюну под ноги этим ублюдкам…
Может, я и не была бы так зла и решительна – но в России меня ждут мама и больной брат. Брат, которого я должна спасти! Я не имею никакого права подвести его! А сейчас я даже не знаю, что будет с той суммой, которую я перевела на материнский банковский счет…
Это же реальные деньги?!
Их не отзовут обратно?!
Не отберут решением какого-нибудь суда?!
Может, я невнимательно читала договор? Может, договор – это и вовсе дурацкая филькина грамота, не имеющая никакой юридической силы?
Но деньги…
Они же были!
Реальные деньги!
Ничего не понимаю…
А самое мерзкое – в этом сраном агентстве знали, что мой младший брат умирает от рака. Знали – и все равно обманули, подставили меня и отправили сюда… Я даже не подозревала, что люди могут быть такими бессердечными и бездушными тварями.
Из самолета меня вытаскивают прямо под палящее солнце, и с непривычки я щурю глаза, с трудом привыкая к таким ярким после серой ноябрьской Москвы цветам. Мысленно кручу в голове название места, куда мы прилетели: Рас-аль-Хайма… Если я еще помню что-нибудь со школьных уроков географии, то это Объединенные Арабские Эмираты. Все совпадает: и лютая жара во второй половине ноября, и восточная внешность моего сопровождающего, и явное богатство купившего меня «хозяина», и гребанное сексуальное рабство, которого тут полно: я несколько статей читала.
Вот только знаете…
Тогда это все казалось таким далеким и нереальным.
Ну да, плохо, ну да, рушатся чьи-то судьбы, но зачем обычной среднестатистической девушке из Москвы всерьез задумываться о сексуальном рабстве в каких-то Арабских Эмиратах?
Но – вот оно.
И чертовы Эмираты, и чертовы рабство.
Осознание того, куда я попала, приходит довольно быстро, но почему-то не пугает. То ли я слишком уверена в своих силах, то ли не понимаю масштабов опасности, то ли просто глупа… Ставлю на последнее.
Да, так и есть: я – полная идиотка.
И я сама во всем виновата.
Меня совершенно бесцеремонно засовывают в огромный и блестящий на солнце черными лакированными боками внедорожник – такой же богатый и роскошный, как и предыдущий наш вид транспорта. Мой провожатый забирается следом и заставляет меня пристегнуться:
– Мы поедем быстро, а трафик тут бешеный.
– И куда же мы поедем? – спрашиваю я. – А впрочем, это и так ясно: к господину Хуссейну. Его имя я выучила. А вот с вами за несколько часов полета мы так и не познакомились.