Косоглазый Септимус целился в небо из охотничьего ружья. На лице у него застыло изумленное выражение.
— Коби! — позвал он.
— Бросай ружье, или Коби крышка! — рявкнул я.
Коби схватился за «глок». Он уже ничего не боялся — дошел до последней степени отчаяния, обезумел. Я ударил его пистолетом по голове, откатился и встал на четвереньки. Схватил «глок» обеими руками, прицелился в Коби и самым спокойным голосом, какой мне удалось изобразить, произнес:
— Коби, у меня пистолет сорок пятого калибра. Сначала я выстрелю тебе в ногу, но там проходят большие вены, и я не могу гарантировать, что ты не умрешь от потери крови. Так что выбирай. — Потом я посмотрел на Септимуса, который застыл на месте с ружьем в руках. — Септимус! — рявкнул я.
На его лице застыло выражение чистого, беспримесного страха.
— Положи ружье! Сейчас же!
— Ладно.
Он медленно наклонился и с огромным почтением положил ружье на бетонную дорожку перед дверью.
— Ложись! — велел я Септимусу.
— Куда?
— Куда хочешь, идиот! Лишь бы подальше от ружья.
Он лег на живот.
Я встал и передвинулся ближе к Якобусу.
— Коби, брось пушку!
Ему не хотелось подчиняться, несмотря на то что его MAC был не заряжен. Вдруг у него в кармане есть запасной магазин?
— Вставай! — скомандовал я.
Он встал. Я со всей силы лягнул его коленом повыше пупка. Он упал вперед, раскрыв рот и размахивая руками.
Я выдернул у него из рук пистолет и зашвырнул его подальше.
— Это потому, что ты хотел убить меня, Якобус. И еще — чтобы успокоить тебя. Блин, ты совсем бешеный, как бешеная собака!
Коби свернулся в позе зародыша и отчаянно ловил ртом воздух.
Левой рукой я потрогал больное место на голове. Ощупал края раны — длинную, глубокую борозду за ухом; оттуда текла кровь. Еще один сантиметр, одна доля секунды, и я был бы мертв. Я с большим трудом подавил порыв еще раз врезать ему, подошел к косоглазому Септимусу, затолкал «глок» за пояс и поднял ружье. Отсоединил магазин, поставил ружье на предохранитель и отшвырнул ружье подальше в траву. Септимус настороженно следил за мной одним глазом. Я снова извлек «глок». Подошел к Коби, прижал ему спину коленом, а пистолет приставил к затылку.
— Септимус, посмотри на меня!
Он поднял голову.
— Иди в дом и принеси какой-нибудь электрический шнур. Самый длинный, какой у тебя есть, понял?
— Да, — неуверенно ответил он.
— Я подожду тебя здесь вместе с Коби, и, если ты вынесешь из дома что-то другое, кроме шнура, я застрелю его.
— Понял.
— Пошел, Септимус! Быстрее!
Он колебался всего секунду, а потом затрусил в домик. Коби де Виллирс лежал неподвижно, придавленный моим коленом.
— Якобус, мне не нужны никакие неожиданности с твоей стороны. Богом клянусь, если ты не пойдешь мне навстречу, я тебя пристрелю. Полиция наградит меня медалью.
— Что ты собираешься делать? — Тон у него по-прежнему был безумный.
— Я собираюсь связать тебя, Якобус, потому что ты хитрее обезьяны. А потом мы с тобой побеседуем. Вот и все. Если беседа пройдет удачно, я тебя отпущу, а потом уйду и никому про тебя не скажу. Но если ты не пойдешь мне навстречу, я сдам тебя полиции. Так что выбирай.
Он ничего не ответил. Лежал и ловил ртом воздух.
Из домика очень осторожно вышел Септимус. На вытянутых руках он держал электрический шнур, словно предложение мира.
— Давай его сюда, Септимус, а сам опять ложись на живот, а руки заведи за спину.
Он повиновался, проявив огромное послушание и сосредоточенность. Я дождался, пока он снова ляжет, взял шнур левой рукой, а «глок» затолкал за пояс.
Именно этого и дожидался Коби. Он рванулся неожиданно, пытаясь откатиться и одновременно ударить меня. Я был готов. Мое терпение лопнуло. Я схватил его за руку и завернул ее за спину, а потом дернул запястье вверх, к шее. Я надеялся услышать щелчок от вывихнутого сустава. Он был крепок, но недостаточно крепок для того, чтобы вытерпеть жуткую боль. Он обмяк.
— Якобус, безумие и глупость плохо сочетаются между собой, — заявил я, вставая ему на спину обоими коленями и давя на него всей своей тяжестью.
Я услышал, как он снова с шумом выпустил воздух, схватил его за одну руку, за другую и начал связывать ему запястья шнуром. Я слез с него только после того, как убедился, что он не сумеет высвободить руки.