— Мне хочется выращивать у себя на участке лекарственные травы. И огород разбить. Там хорошая почва. У дядюшки Вессела ван дер Вальта огороды на обоих его участках, а участки в Локстоне большие, по тысяче квадратных метров, не меньше. Дядюшка Вессел еще давно купил два участка. Когда вышел на пенсию, то на одном построил дом. У нас в Локстоне много пенсионеров. И становится все больше. Они переселяются из Кейптауна или Йоханнесбурга. Стремятся прочь из больших городов. Новенькие уже открыли в городке гостиницу и ресторан. Есть одна семейная пара; они журналисты, пишут для разных журналов. А еще один парень — веб-дизайнер. И есть несколько домов, куда приезжают отдохнуть на выходные.
Дверь открылась. Вошла медсестра, молодая чернокожая женщина. Она улыбнулась мне.
— Доброе утро! — Она подошла к кровати.
— Доброе утро, — ответил я.
Она сняла показания приборов и вписала их в историю болезни.
— Не обращайте на меня внимания, — сказала она мне. — Я скоро закончу.
— Как по-вашему, она понимает, что я ей говорю?
— Нет.
— Как вы думаете, она что-нибудь запомнит?
— Нет. — Медсестра лукаво улыбнулась и добавила: — Так что, если хотите сказать ей что-то важное, придется вам подождать, пока она проснется.
Интересно, что наплел персоналу доктор Кос!
— Можно мне выйти и купить журнал? Чтобы почитать ей вслух.
— Конечно, но вы знаете, какой купить?
— Нет. Принесу какие-нибудь женские журналы.
— Но какой именно?
— Какой-нибудь на африкаансе.
— Какой именно журнал на африкаансе?
— Какое это имеет значение?
Медсестра посерьезнела.
— Конечно, это имеет большое значение!
— Почему?
— Позор. — Она покачала головой. — Ведь у вас немного опыта в общении с женщинами, верно?
24
— Я расскажу тебе, почему уехал жить в Локстон. Придется рассказать тебе все с самого начала. С самого начала…
Когда она проснется и Патуди с ней побеседует, она так или иначе узнает подробности моей биографии.
Сейчас она меня не слышит, а потом ничего не вспомнит.
Рассказать ей все!
— Эмма, я сидел в тюрьме.
Она лежала на кровати.
— Я просидел четыре года.
Я откинулся на спинку стула и закрыл глаза.
— Когда я вышел, мне не хотелось оставаться в городе. Большой город превратился в такое место, которое пробуждает в людях самое худшее. У меня была возможность выбора, но я всякий раз выбирал не то, что надо. Но человек должен знать свои недостатки, чтобы уметь им противостоять. Я стал искать такое место, где чувствовал бы себя в безопасности. Я много поездил по стране. Специально выбирал проселочные дороги. Проехал много мест — от Кейптауна до Цереры. Потом добрался до Сазерленда, Мервевилля, Фрейзербурга и Локстона.
Ты знала, что в Кару есть горные перевалы? Ты знала, что там есть такие места, откуда вид открывается на сто километров? Есть гравийные дороги, в которых течет вода круглый год. В Кару, представляешь?
Раньше я ничего подобного не подозревал.
В Локстоне я заправлял машину; ко мне подошел дядюшка ван Вейк и заговорил со мной. Бензоколонки там находятся сзади; чтобы заправиться, надо въехать в ворота. Я вылез размять ноги, а он подошел ко мне. Протянул руку, сказал, что его зовут Ю ван Вейк. Он спросил, много ли километров проехала моя машина, потому что он всегда ездил только на «исудзу»; его последний пикап прослужил семь лет и проехал четыреста тысяч километров. Теперь фермой занимаются дети, а они с женой живут в городке, но он все равно по-прежнему ездит на «исудзу», только модели «фронтир», потому что нужно место для внуков. Потом он спросил, кто я такой и откуда приехал.
Вот как все должно быть! Позавчера ты говорила о том, что люди не слышат друг друга. Я хотел сказать, что я не такой, хотел сказать, что я не хочу, чтобы меня слышали, я хочу, чтобы меня оставили в покое. Я согласен с Жан-Полем Сартром в том, что ад — это другие. Но не стану лгать. На самом деле я в это не верю.
Мне бы надо было сказать другое: по-моему, ты ошибаешься. Эмма, я не хочу, чтобы меня слышали, я не хочу, чтобы меня видели. С одной стороны, когда я на виду, мне страшно. С другой стороны, именно этого мне хочется больше всего. Потому что я никогда по-настоящему не был на виду. Большой город — только одна причина. В большом городе люди не видят, не замечают друг друга. В Локстоне меня заметили. Но не потому я переехал туда жить. Вернее, не только потому. Мне хотелось жить там, где я чувствовал бы себя в безопасности.
Я вспыльчив. Вот в чем моя проблема, Эмма. Мне с трудом удается держать себя в руках. Мне нужно было найти такое место, где меня бы никто не смог спровоцировать.