Но и это было еще не все — за его спиной стояла Мардж, которая тоже видела всю сцену. Обернувшись, он попятился от нее; она что-то говорила, но Гарри был не в состоянии понять, что именно, поскольку в ушах у него шумело.
Он отпер дверцу машины и завел мотор. Ему необходимо уехать отсюда. Сейчас же.
Пятясь, Гарри вывел машину с парковочной площадки. При этом ветровое стекло оказалось забрызганным кофе, но он даже не остановился. Он не мог остановиться — просто включил дворники и двинулся дальше.
В тот вечер путь от офиса «Веселых горничных» до дома показался Алессандре очень долгим — она была в полном изнеможении, и сумка с продуктами, купленными в бакалее, с каждым шагом оттягивала руку все сильнее и сильнее.
Гарри уехал. При этом у него было такое лицо, что, посмотрев на него, она была способна плакать без передышки целую неделю.
Однако факт оставался фактом: Гарри бежал, и на этот раз, как она была уверена, навсегда.
Алессандра не хотела больше думать об этом. Она не хотела беспокоиться о нем и страдать из-за него. Она…
Машина Гарри, криво припаркованная у обочины, не сразу попалась ей на глаза.
Сердце ее подпрыгнуло и пропустило удар, а потом заколотилось с лихорадочной поспешностью. На минуту Алес-сандра остановилась и закрыла глаза. Большое дело — задание! А что, если он здесь из-за него? Впрочем, теперь ей было наплевать. Подойдя ближе, Алессандра заметила, что машина пуста — Гарри не было за рулем. Но она не хотела задумываться над этим. Какое ей дело! Она побежала чуть не вприпрыжку, чтобы поскорее завернуть за угол.
Гарри сидел на деревянных ступеньках перед входом в ее квартиру, привалившись спиной к перилам, так, словно не мог держаться прямо, без опоры, и, только увидев ее, попытался выпрямиться.
Алессандра, запыхавшись, остановилась. Она сразу отметила, что выглядел Гарри ужасно, даже хуже, чем в городе несколько часов назад. Лицо его было серым, глаза опухли, руки дрожали.
— Эй, Элли! — окликнул он ее так, будто в его пребывании здесь не было ничего особенного.
Алессандра поставила на ступеньку сумку с покупками.
— Гарри!
Будь вместо него кто-нибудь другой, она бы поняла это безмерное отчаяние в его глазах как приглашение подойти, прижать его голову к своей груди, обнять его. Но с Гарри все обстояло иначе. Алессандра боялась рискнуть впустить его к себе и утром обнаружить, что поступила не правильно, поэтому только стояла и смотрела на него.
Гарри не смог выдержать ее взгляда. Он попытался что-то сказать, но это ему никак не удавалось — его рот беззвучно открывался и снова закрывался.
Алессандра все еще ждала, надеясь, что Бог поможет ей, что он не встанет со ступенек и не уйдет. Она еще осмеливалась надеяться на это…
Наконец Гарри откашлялся и начал:
— Однажды ты сказала мне… — Он снова откашлялся; желваки на его скулах яростно задвигались. — Ты просила…
Их взгляды встретились, и на мгновение она увидела за маской крутого парня, сквернослова, которому на все наплевать, израненную душу потерянного человека.
— Просила дать тебе знать, если ты мне будешь очень нужна, — едва слышным шепотом закончил Гарри.
Он заставил себя посмотреть прямо ей в глаза, его руки заметно дрожали.
— Ты мне нужна, Алессандра, — с трудом произнес он. — Ты действительно по-настоящему нужна мне.
Алессандра поставила миску супа перед Гарри, и он взял ложку, но сделал это не потому, что был голоден. Он сделал это ради нее, так как ему показалось, будто она хочет накормить его.
Алессандра молча села напротив и, глядя на него через разделявший их кухонный стол, ждала продолжения.
Он ведь пришел поговорить с ней — разве нет?
Она боялась подходить слишком близко с той самой минуты, как открыла дверь своей квартиры и впустила его в свой дом. Действительно, эта крошечная квартирка теперь была ее домом, хотя она прожила здесь чуть дольше недели. Мебель в комнатах была подержанная, но она каким-то образом сумела придать квартире вид жилого помещения.
— Я рада, что ты пришел, — наконец сказала Алессандра тихо, избавляя Гарри от необходимости заговорить первым. — Мне кажется, тебе нужен консультант-профессионал — для тебя, Шона, Эмили и Мардж. Она ведь тоже член вашей семьи. И еще — ты должен хорошо представлять, чего хочешь.
— Я знаю, чего хочу. — Гарри неожиданно поднял голову. — Я хочу получить назад свою прежнюю жизнь.
— Увы, это невозможно. — Алессандра посмотрела на него глазами, полными сострадания. — Но ты можешь начать все сначала. Знаешь, это не так уж тяжело и не так плохо.
Он этого не знал, но она знала. Она была намного отважнее его.
— У тебя никогда больше не будет таких отношений с Шоном и Эмили, как два года назад, — продолжала Алессандра, — но могут возникнуть новые, и, возможно, они будут много лучше прежних. Я ведь тоже думала, что для меня все кончено, но, видишь ли, у меня появились в Харди друзья: Мардж, Натали и Аннероза Герти. И еще я… я пишу книгу, но пока дошла только до десятой страницы, потому что очень занята по работе. — Она смущенно улыбнулась.
— Но это просто потрясающе! — воскликнул Гарри.
— Я и правда думаю, что это чудесно.
Алессандра снова посмотрела на него; на этот раз она позволила ему заглянуть глубоко в себя, будто сделала наконец выбор.
— Гриффин посмеялся бы надо мной, если бы я попробовала рассказать ему что-нибудь в этом роде. — С минуту она сидела очень-очень тихо, потом спросила:
— Что ты собираешься предпринять, Гарри?
— Ну, я…
Он был вынужден умолкнуть — ему хотелось, чтобы его слова звучали легко и непринужденно, так, будто любой ответ не способен надорвать ему сердце. Но когда он наконец осмелился заговорить, его голос дрожал:
— Как ты думаешь, Шон и Эмили когда-нибудь простят меня? — «А ты, Алессандра, простишь?» — хотел он спросить, но не осмелился, боясь услышать в ответ «нет».
Алессандра взяла его за руку.
— Я не сомневаюсь, что простят, — сказала она. — Они твои дети. Это будет тяжело и потребует много времени, но они тебя простят, особенно если ты будешь настойчив и не передумаешь, если ты не дашь им возможности снова усомниться в тебе. Ты должен жить с ними. Это твой дом, а они твои дети. Я хочу сказать… если ты… если ты решишь остаться.
— Мне нужен Тротта. — Гарри старался быть честным, хотя, возможно, она и не могла его понять. — Я должен, должен его поймать.
Он сжал ее пальцы так, что Алессандре стало больно, но она не попыталась высвободить руку.
— Неужели ты хочешь поймать его даже сильнее, чем вернуть своих детей? — спросила она.
— Нет, но почти так же сильно. Я знаю, все это ужасно нелепо, запутанно, но… — Его чувства так долго питались ненавистью и жаждой мести, что теперь ему не так-то легко было отказаться от них.
На этот раз Алессандра его не осуждала — она не отняла руки.
— И что же ты собираешься делать?
— У меня не складываются отношения с людьми — вот в чем вся сложность.
— Мне ничего не известно об этом.
— Господи! Да взять хотя бы Соню. Весь мой брак был сплошным фарсом. До самого рождения Эмили я так и не знал, чья она дочь. Потом мы провели тесты и убедились, что моя. Соня считала, что виноват я: ей нужна была забота, которую я не мог ей дать. Не знаю, в чем тут дело, но и теперь каждый раз, когда я пытаюсь установить с кем-нибудь близкие отношения, все лопается как мыльный пузырь. Кевин был единственным человеком, с которым у меня сложилось взаимопонимание — с ним мне не приходилось лезть из кожи вон, чтобы не чувствовать неловкости.
— Но может быть, все наоборот — у тебя есть талант устанавливать отношения, а у Сони не было, — предположила Алессандра, — или ты был виноват в этом только отчасти. Как показывает мой собственный опыт, укрепить отношения, прыгая в постель с первым попавшимся партнером, едва ли возможно.
— Теперь у меня такое ощущение, будто я распутываю сложный клубок непонимания и обид, — вздохнул Гарри. Никогда прежде он ни с кем не говорил об этом.