— Спи, — чуть устало прошептал телохранитель.
Отошел на шаг, быстрым жестом развязал широкие завязки, отделяя себя от кровати полупрозрачной, вышитой серебром тканью.
— Дай мне твою руку, — приказал он. — Понимаю твою боль, но калечить себя зачем?
Он сжал ладонь Армана худыми пальцами и прошептал короткое заклинание. Порез резануло болью, кровь остановилась. Исчез испорченный плащ и темные пятна на ковре, а за полупрозрачной пеленой сменились под Рэми простыни на свежие, вновь стала целой и чистой перина. Замок постарался.
— А теперь объясни, — тихо, боясь разбудить брата, потребовал Арман.
— Я ничего не буду тебе объяснять, старшой, — ушел от ответа Лерин, наградив Армана презрительным взглядом. — Пусть тебе Миранис объясняет! Там!
"Там" — это было за небольшой, украшенной резьбой дверью, через которую Арман недавно вошел в спальню Лерина.
Но к Миранису Арман, вне обыкновения, не спешил. Мир подождет: сейчас брат важнее. И Арман потребует объяснений, несмотря на сжатые губы телохранителя, его неодобрительный взгляд, синеву под глазами, как после нескольких бессонных ночей, и нотки усталости в голосе.
Но умирал не Лерин, Рэми. Не Лерин метался недавно на подушках — Рэми. И Арман узнает, по чьей вине. Сейчас!
— Кто его?
— Спросим у твоего дознавателя. И у Рэми, когда проснется.
— Когда мой брат проснется?
— Арман… — сжал губы Лерин, и Арман вдруг понял, что что-то пошло не так. И что в глазах Лерина не столько усталость, сколько озабоченность… и на миг испугался. Но брат жив. И за грань Арман его больше не отпустит.
— Он проснется? Скажи, что он проснется! Скажи, что он будет жить, ради богов!
— Не знаю, — честно ответил Лерин, и радость, внезапно вспыхнувшая надежда, сменились глухим отчаянием. — Что-то не так, Арман. Твой брат уже должен был проснуться, а не метаться от боли…
— Что. Не так? — тихо спросил Арман, на что Лерин лишь холодно спросил:
— Ты ведь понимаешь, что я сейчас трачу драгоценные силы на тебя, а не на него? И что единственное, что сейчас не дает Рэми умереть снова, это я? Моя сила? И что твой братишка берет ой как много?
Не врет. И Арман мигом охладел и уже гораздо спокойнее спросил:
— Как долго ты продержишься?
— Думаю, что до полудня.
— Как я могу помочь?
— Найдешь Майка и узнаешь, что случилось в кабинете принца этим утром. Возьмешь пару своих магов и осмотрите покои Мираниса вместе со жрецами Радона. Они ждут за дверью. Но я не могу отойти от Рэми, Тисмен нужен мне тут, а Кадм останется с принцем. Мы не разорвемся, Арман.
— Я понимаю. Я усилю охрану принца. Но… — Арман внимательно вгляделся в бледное лицо Лерина и сказал: — Если мой брат не очнется до утра, я скажу виссавийским послам, что их наследник жив, — Лерин вздрогнул, но и щадить его Арман сейчас не собирался. — Когда я соглашался, чтобы Рэми был телохранителем Мираниса, вы уверяли меня, что он будет в безопасности. Но я вижу, что вы его защитить не можете. Может, виссавийцы смогут.
— Ты… — прошипел Лерин. — Ты смеешь нам угрожать?
— Нет, я смею защищать Рэми. И я буду защищать его от вас, от Кассии, от всего мира. Не потому что он целитель судеб. Не потому что он высший маг. Не потому что он единственный наследник вождя Виссавии. Я буду защищать его, потому что это мой брат. И если вы его защитить не можете, я найду того, кто сможет. Тем более ты представляешь себе, каковы будут последствия его смерти? Хорошо ведь представляешь…
— Хорошо, — сдался Лерин, — я даю тебе слово мага, что сделаю все, чтобы он жил. Если для этого надо будет его отдать виссавийцам, я это сделаю, даже если это придется сделать против его воли и воли Мираниса.
— Позволь мне оставить с братом Нара, — гораздо мягче, с нотками смирения попросил Арман.
Лерин молча кивнул, приподнял портьеру, за которой оказалась небольшая ниша со статуей Радона и чадившими у ног статуи светильниками. Арман вздрогнул: немногие устраивали из своей спальни святилища. Но Лерин носил в себе душу сына Радона, Лерин мог позволить себе многое…
— Твой брат жив, Арман, — сказал он, — и мы не дадим ему уйти за грань. Не сегодня. Этого должно быть для тебя достаточно. А теперь, будь добр, оставь нас.
Раньше, чем упала тяжелая портьера, Арман увидел, как Лерин опустился на вышитый знаками Радона коврик и, склонив перед статуей голову, погрузился в молитву. Арман поклонился статуе Радона, телохранителю, бросил еще один долгий взгляд в сторону кровати, и позвал хариба. Нар явился на зов мгновенно, бросил вопросительный взгляд на Армана, потом на кровать, и смертельно побледнел.