— Мой архан, — прошептал он. — Твой брат…
— Жив, — оборвал его Арман. — Ни на шаг от него не отходи, пока меня не будет. Если ему станет хуже, позовешь немедленно.
Арман усилил охрану не только у покоев Мираниса, но и у покоев Лерина: телохранители сейчас явно были слабее, чем обычно, а еще раз отдавать брата смерти Арман даже не думал.
За окнами начинало светлеть, и Арман вдруг понял, что не спал очень долго… но и отдыхать опять не было времени. Сейчас надо было найти ту сволочь, что добралась до его брата и убедиться, что больше она ни до кого не доберется.
Рэми же… брат будет жить. Тут, в Виссавии ли, но будет.
***
Тисмен давно так не уставал. Они нашли Рэми слишком поздно, и ритуал призыва был на диво долгим и мучительным. Миранис едва дозвался душу Эррэмиэля из-за грани, телохранители с трудом удерживали принца в этом мире. А вся тяжесть проведения ритуала, как и всегда, легла на плечи Тисмена. Это его магия, наиболее мягкая, наиболее целительная, а не разрушительная, вела Рэми из-за грани, это его магия успокаивала боль Мираниса, когда он соединил на миг свою душу с душой телохранителя, это ему досталось больше всего…
И это ему сейчас не дали отдохнуть.
За окном было еще совсем темно, значит, проспал он недолго. Окружающая его зелень, журчание ручья у стены, слегка успокоили навалившуюся на плечи слабость, и Тисмен медленно поднялся с мягкой травы.
Выходить из спальни не хотелось: это было единственное место в замке, не считая магического парка, где Тисмен мог отдохнуть от людей. Оно походило скорее на кусочек девственного леса, чем на покои, здесь буйствовала зелень, шумели в корнях деревьев ручьи, щебетали днем в ветвях неугомонные птицы. И сейчас лился в окна во всю стену благодатный лунный свет, серебрил глянец листьев и волнистую ленту ручейка. И пускал сюда Тисмен только двух людей: своего хариба и Рэми.
Поспешила к телохранителю юркая змейка, зашуршал в ветвях деревьев паук, слетела на колени яркая птичка. И Тисмен вдруг припомнил, что и у Рэми был откуда-то дар заклинателя. И что каждую боль Рэми дикие звери встречали буйством…
Так почему… сейчас ничего не было?
— Мой архан, — позвал хариб и подал Тисмену чашу с нарезанными яблоками.
Тисмен быстро умылся, наскоро оделся и, отмахнувшись от помощи хариба, приказал замку перенести его в покои Лерина.
Лерин просто так не звал. Это не Кадм, любящий зло пошутить, это не Миранис, у которого один каприз сменяется другим. Лерин был серьезнее их всех и звал так редко, что Тисмен насторожился.
В покоях друга было, как всегда, серо, душно и пахло слегка мятой и пронзительно — магией. Тисмен бросил короткий взгляд на альков, где стояла кровать, и, убедившись, что Рэми еще не проснулся от смертельного сна, не сомневаясь ни на миг, вошел в святилище. Горели мягким огнем глаза статуи Радона, стелился по полу синий туман, и заклинания Лерина сплетались в затейливые, лазурные вихри.
Туман струился по ковру, по кровати, окутывал Рэми мягкой вуалью, и убегал куда-то вдаль, к теряющимся в полумраке серым стенам. Лер просит силу у отца? Тисмен насторожился: да, они устали во время ритуала, но и отдохнуть же теперь могут… только пусть Рэми проснется. Да и зачем окутывать Рэми силой?
Удивление пришло и ушло: Тисмен пожал плечами и спросил:
— Ты звал меня?
— Осмотри его, — коротко ответил Лерин, вновь погружаясь в молитву.
Значит, все же позвал за этим. Тисмен осторожно, чтобы не спугнуть вязь заклинаний, подошел к кровати, откинул и закрепил тонкую занавеску. Удивился слегка, когда увидел, что Рэми уже не мертв, а спит, погруженный в сон магии. Еще больше удивился, что рана на его щеке так и не была залечена, хотя жрецы Радона наверняка позвали к телохранителю самых опытных целителей. Провел над раной, позволяя на нее политься изумрудному сиянию, и вздрогнул:
— Но…
— Целители тоже не могли, — спокойно ответил Лерин. — Мы вернули душу Рэми в умирающее тело, и если я прекращу лить в него силу и его разбужу…
Тисмен похолодел, сразу же забыв об отдыхе. Еще не веря другу, он плавным движением заставил тело Рэми взмыть и замереть над кроватью. Дотронулся его рукава, и одежды опали темным ворохом на белоснежные простыни, вместе с окровавленными повязками. Стоявший у кровати Нар покачнулся, Тисмен зашипел через зубы, перевернул Рэми, дотронулся краев небольшой на вид раны в спине и зло зашипел: