Не столько поддерживает, сколько молча просит держаться достойно, хотя бы перед дознавателем.
— Рассказывай, — потребовал Кадм.
Майк посмотрел неуверенно на Мираниса, покраснел слегка, но осмелился все же сказать:
— Я прошу прощения, но наследнику будет неприятно это слышать. Думаю…
— Рассказывай! — оборвал его Кадм. — Думать оставь нам.
— Да, телохранитель. Прости меня, принц, но я должен это сказать. Пару седмиц назад во дворце начали распускать некрасивые слухи. Что наследник слаб, глуп, что на советах не может даже слова мудрого сказать, частенько убегает в город и напивается до дури, спит с кем попало, ест наркотики, что он агрессивен и груб даже со своими телохранителями…
— Да какие же это слухи, — усмехнулся Кадм. — Это же чистая правда…
Миранис побледнел, прикусил губу, но ничего не ответил. На его счастье. А Майк вздохнул едва слышно, но продолжил:
— Говорили так же, что новый телохранитель Мираниса совершенен, подобен богам. Справедлив, красив, силен. Высший маг и опытный целитель. Что он может помочь любому, даже самому бедному рожанину. Что он заставил себе служить наемников, да как служить… народ его любит, боготворит, придворные его побаиваются и, увы, уважают, а вот тебя, мой принц…
— Продолжай, мы поняли, — перебил его Лерин, еще сильнее сжав плечо Мираниса.
— Толпой легко управлять, если действовать с умом. Кто-то очень постарался, подпитывая ненависть к нашему принцу и любовь к его телохранителю. Кто-то очень старался, чтобы это все дошло до нашего принца, чтобы он…
— Начал ненавидеть собственного телохранителя, — продолжил Кадм, не собираясь щадить принца.
— Да, мой архан, — поклонился Майк. Докладывая, он все больше смелел, становился более уверенным, и Кадму это даже нравилось. — И не только. Именно в это время в столице начались атаки нечисти, думаю, что Армана хотели убрать из замка, чтобы не мешать изводить Эррэмиэля, — принц едва слышно вздохнул, — мне очень жаль, им это удалось. И наш принц ослабил собственного телохранителя, а вместе с ним — и свою защиту, а Арман не заметил, что происходит с его братом, — хуже, что никто не заметил. — Я думаю, что именно во время дежурства ошеломленного, потому менее внимательного Эррэмиэля в покои Мираниса внесли вот это…
Тисмен молча взял от дознавателя небольшой бархатный мешочек, вышитый непонятными, сложными символами. Развязал завязку, высыпал на ладонь какую-то труху и вопросительно посмотрел на Майка.
— Прости, телохранитель. Наши маги осмотрели это и обезвредили… это подпитывало и усиливало ненависть Мираниса к его телохранителю. Этой гадости было больше…
— Арман… вот что он тогда испепелил, — выдохнул Тисмен.
— Да, мой архан, все остальное мы отдали Арману. Только один человек мог это принести в покои принца. Только одного Эррэмиэля мог не проверить до конца… думаю, что приказу наследника.
— Лера! — выдохнул Миранис.
— Да, мой принц, ваша любовница была той, что старательно подогревала сплетнями любовь к Эррэмиэля и ненависть к вам, думаю, и вам она много не слишком хорошего сказала о вашем телохранителе…
— Но…
— Несомненно, она же принесла вам это, — Майк показал взглядом на мешочек в руке Тисмена, — маги нашли на мешочке отблеск ее ауры. Она же преподнесла вам в тот подарок… после которого… ваш телохранитель…
— Какой подарок? — прохрипел Миранис.
— Который принес ваш хариб незадолго до того, как Эррэмиэля нашли мертвым, мой принц. Шкатулка, которая стояла на вашем письменном столе. Мы не знаем, что было внутри, но от нее так несло магией… удивительно, что Эррэмиэля позволил ее открыть.
Какое там удивительно… едва живой, избитый и без магии. Как он на ногах-то держался! И, вопрос, зачем?
— Где Лера? — тихо поинтересовался Кадм.
— Мы ее ищем, мой архан. Боюсь, на данный момент мы больше ничего не знаем. Мы не знаем, что было в шкатулке, мы не знаем, что произошло в кабинете принца и кто убил Эррэмиэля. Мы не знаем, почему этот кто-то пощадил Мираниса. И, сказать по правде, я не уверен, что мы долго сможем укрывать смерть телохранителя. Замок гудит от слухов. Наши люди стараются пресечь сплетни, но, мой архан… ты же сам знаешь, каков наш двор.
Кадм еще как знал. И даже доверял этому тщедушному с виду, но сообразительному и, что самое главное, верному дознавателю.