— Проснулся? Вовремя!
— Лерин, — удивленно протянул Рэми.
Заклинатель всегда держался холодно и отчужденно. Единственный из телохранителей принца, кого Рэми не мог назвать даже приятелем, а уж точно не другом. И единственный, кому до боли хотелось сказать «да, мой архан», хотя они были и равны. И уж точно ему было опасно и как-то не хотелось дерзить.
Высохший, со всегда выпрямленной спиной, скупой и на слова, и на жесты, Лерин, казалось, всегда и на всех смотрел с легким презрением, в особенности на нового телохранителя, который все делал не так.
— Почему я здесь? — спросил Рэми, когда Лерин отдернул полог балдахина. И, увидев вырисованные на противоположной стене горы, Рэми, наконец-то понял, в чьи покои попал.
Лерина. Того самого Лерина, который до сих приглашать к себе не спешил. Покои, в которых все было холодным и чужим, кроме подошедшего поздороваться пса Мираниса.
Лерин кисло улыбнулся и ответил на полузабытый вопрос:
— Ты совсем не помнишь, мой друг?
Мой друг? Рэми сел на кровати и чуть было вновь чуть было не упал на простыни: голова кружилась, навалилась на плечи слабость, и собственное тело вдруг показалось на диво непослушным.
Но все лучше, чем было еще совсем недавно.
— Выпей, — протянул ему Лерин чашу, и в закатных лучах солнца показалось, что взгляд его слегка насторожен и даже печален. — Пей, это придаст тебе сил, они тебе понадобятся.
— Миранис?
Лерин посмотрел вдруг почти зло и коротко ответил:
— Миранис в своих покоях.
— Я, я… ушел с дежурства? Прос…
— Тебе не стоило на нем вообще появляться, — холодно одернул его Лерин. — Не в таком состоянии. Выпей это и вставай, я позову твоего хариба, чтобы ты оделся. И поешь. Нас скоро позовут.
— Лерин… я…
— Мы не будем сейчас об этом говорить, позднее. Встань… с каждым шагом тебе будет легче.
И это было правдой. Зелье было горьковатым на вкус, насыщенно магией и мгновенно придало сил. Рэми с трудом встал с кровати, радуясь, что от каждого вдоха не рвет теперь в груди болью. И отчаянно боялся спрашивать, как он оказался в покоях Лерина и кто его исцелил. Последнее, что он помнил …
Рэми похолодел и покачнулся, и сразу же Лерин оказался рядом, поддержал и вновь усадил на кровать.
— Странно, — задумчиво сказал он. — Твоя слабость должна была пройти…
Рэми насторожился. Он не знал, что сейчас можно говорить, а что нет, и как многое Лерин знает. Но не спросить Рэми не мог:
— Мир… с ним… он…
Лерин посмотрел внимательно, будто изучающе, и как-то дивно мягко ответил:
— С Кадмом, да, живой и здоровый. Это ты…
Рэми помнил, очень хорошо понял, что он. Ему нельзя сейчас сидеть и ничего не делать, нельзя… пока вновь нет этой проклятой боли. И доверять телохранителям тоже нельзя. А больше всего нельзя доверять Миранису и его заботе, не после того, что было в последние дни.
— Ты слишком много думаешь, Рэми, — сказал вдруг Лерин. — И напрасно, от тебя сейчас все равно ничего не зависит. Из-за того, что ты натворил, решать временно не тебе.
Он натворил?
Рэми не совсем верил, что не зависит, но подчинился. Пока он будет послушным, а потом посмотрим.
Он позвал молчаливого, испуганного чем-то Лиина, позволил себя облачить в обманчиво простой, темно-синий наряд телохранителя, и даже постарался поесть, не чувствуя вкуса еды.
Лиин споил ему еще одну чашу какого-то зелья, смотрел как-то странно, будто-то затравленно, но говорить с Рэми не пытался. Даже мысленно. Будто получил от кого-то ясный приказ, и послушание Лиина чьим-то приказам раздражало еще больше. Послушание, несомненно, другим телохранителям, а их как-то сейчас слушать нельзя!
Рэми еще помнил, как его настойчиво заставляли стать телохранителем принца. Помнил, как этого не хотел. И как Миранис поменял тактику, приманив его не силой, а мнимыми дружбой и уважением. И Рэми поверил… дурак был, что поверил!
Рэми молчал, ел и не осмеливался спросить. Ни где Арман, чей плащ недавно накрывал Рэми, ни кто вылечил его раны, ни кто нашел его в том кабинете. Ни как все это объяснил Миранис. А, может, и вовсе не объяснял. Сказал правду. Только исцелять тогда было зачем?
Молчал и Лерин. Сидел за столом напротив, отщипывал от свежего хлеба небольшие кусочки и смотрел куда-то за спину Рэми, туда, где все больше кутался тенями магический парк и темнело перед закатом небо. Тяжело подошел к Рэми забытый всеми волкодав, положил голову на колени, дожидаясь ласки, и Рэми задумчиво погладил собаку, с трудом вынося это молчание.