- Итак, вам понравилось? – поинтересовалась ведущая. – Могли бы вы сказать, что это – лучший сыр, что вы когда-либо ели?
- Ну, он действительно неплох, - медленно сказал очередной парень. – Но, знаете, этот сыр не сравнится с тем, что я пробовал заграницей.
- Но он все-таки хорош, верно? – с нажимом переспросила ведущая, а оператор округлил глаза. – Возможно, лучший из всех?
- Хорош, - согласился парень. – Ну, то есть, мне понравилось, конечно, но…
- Просто скажи это, - тихо посоветовал оператор. – Скажи, что этот чертов сыр – лучшее, что ты когда-либо пробовал.
Парень задумчиво взял еще один ломтик сыра и с глубокомысленным выражением лица начал жевать. Судя по всему, сыр не был лучшим, что он когда-либо пробовал. Продавщица вздохнула, очевидно, уже отчаявшись, а ведущая, кажется, собиралась сказать что-то ядовитое, но тут вдруг возник Самнер.
- Это лучший сыр, который я когда-либо пробовал! – весело воскликнул он, и головы всех собравшихся повернулись к нам. Эшли залилась краской: она любила небольшую сумасшедшинку Самнера, но в то же время это ужасно смущало ее.
Ведущая вскинула брови, посмотрела на Самнера, а затем направилась к нам.
- Вы можете повторить это еще раз?
- Это лучший сыр, что я когда-либо ел! – повторил он тем же веселым голосом и для пущего эффекта добавил, - Клянусь вам.
Продавщица просияла. Ведущая обернулась к оператору, и тот подъехал ближе со своей камерой. Толпа расступилась, давая Самнеру место, и мы с Эшли осторожно отошли в сторонку.
- Поверить не могу! – пробормотала сестра.
Съемочная группа сосредоточилась на Самнере, который кивал и говорил все, как положено, выдерживая нужные паузы.
- Это лучший сыр, что я когда-либо пробовал! – как будто мы еще не поняли.
Затем Самнеру вручили тарелку с сыром, и он съел кусочек перед камерой, широко улыбаясь.
- Это лучший сыр, что я когда-либо пробовал!
Ведущая улыбнулась, оператор пожал Самнеру руку, продавщица что-то радостно щебетала, а все собравшиеся аплодировали – все, кроме Эшли, которая молча покачала головой. Самнеру были вручены три тарелки с нарезанным сыром в качестве награды, а какой-то маленький мальчик подошел к нему за автографом.
Потом мы все-таки пошли за обувной полочкой, но настроение уже стало каким-то другим, мы словно гордились тем, что возле нас шел парень, который только что снимался в рекламе и раздавал автографы.
А через несколько дней во время рекламной паузы мы увидели на экране знакомое лицо с широкой улыбкой – и вот так Самнер стал знаменитым на весь городок «сырным парнем». Его узнавали на улице, а маленькие дети безо всякого стеснения кричали: «Это ведь ты был в телевизоре?!». Однако на Самнера вся эта шумиха никак не повлияла, он нисколько не зазнался и охотно шутил с нами и Эшли насчет своей популярности.
Самым лучшим временем, проведенным с Самнером, стало лето после моего пятого класса, когда мы поехали в Вирджинию, на море. Папа легко достал путевки на целую неделю для нас и Самнера, мама позволила ему вести машину, ну а мы с Эшли были просто счастливы. Самнер даже взял отпуск на работе ради такого случая – тем летом он работал продавцом в обувном магазине. К нему приходили пожилые леди, а уходили всегда обязательно с покупками – и совершенно очарованные его обаянием и чувством юмора. А год назад Самнер работал в отделе связи, продавая аккумуляторы для телефонов, что тоже шло успешно. Ему нравилось каждое лето пробовать себя на новой работе, просто чтобы посмотреть – а как там? В том обувном магазине Самнер легко стал Продавцом месяца в июне, а потом в июле. И в августе. Единственным минусом по его мнению было то, что его дресс-код включал в себя галстук, но и здесь он нашел выход. Самнер наряжался в галстуки совершенно невообразимых цветов, а Эшли это нравилось – и вскоре галстуки диких расцветок стали такой же неотъемлемой частью его образа, как улыбка и интересные истории. Что касается меня, то я и сейчас помнила, какой галстук он нацепил, когда мы сели в машину, чтобы ехать на море. Я вообще прекрасно помнила каждый момент того лета, когда в нашей семье все еще было хорошо.
В тот день галстук был желтым, с большими зелеными кляксами, издалека похожими на брокколи. В машину Самнер сел прямо в своей рабочей униформе, мы с Эшли уже были внутри, жевали жвачку и ждали его. Сестра поцеловала его, едва он опустился на сиденье, а потом потянула его за галстук, ослабляя узел.
Обычно Эшли не любила, если я болталась где-то поблизости, когда она встречалась со своим бойфрендом, но с Самнером все было иначе. Рядом с ним сестра становилась другой, много смеялась, и ее радовало даже то, что обычно раздражало – например, я. Когда Самнер был с ней, Эшли относилась ко мне дружелюбнее, и между нами исчезала эта пропасть в пять лет, возникшая, когда сестра перешла в старшую школу и стала захлопывать двери перед моим носом. Забавно – но в следующие несколько лет, когда что-то шло вон из рук плохо, я мысленно возвращалась в тот день в машине Самнера, когда все было так хорошо.
Фольксваген Самнера был стареньким, синяя краска на нем местами облезла, а мотор заводился с ужасным рыком, сопровождающим едущих всю дорогу. Этот рокот был слышен еще до того, как Самнер подъезжал к нашему дому, так что я уже начинала кричать Эшли, что за ней приехал ее парень, и к тому моменту, как он останавливался у нашей подъездной дорожки, сестра готова была выходить. Самнер давно уже махнул рукой на звук, издаваемый машиной, и только посмеивался, называя этот рев своим личным саундтреком.
Поездка к морю занимала примерно четыре часа. В этой машине, с ее рокотом и включенным радио, было невозможно расслышать, что говорят на переднем сиденье, если ты сидишь на заднем. Поэтому я просто откинулась на спинку и смотрела в окно на проплывающие над нами облака и солнце, любуясь медленно опускающимся закатом. Когда мы свернули на дорогу, которая должна была привести нас к пляжу, Самнер переключил станцию и попал точно на какую-то танцевальную музыку. Мы все стали подпевать хором, вставляя свои собственные варианты слов, поскольку не знали правильных. В окна врывался теплый летний ветерок, где-то вдалеке догорали последние лучи солнца, моя сестра смеялась на переднем сиденье, а на небе уже зажигались первые звезды. Все было просто идеальным, как будто в этот момент ты получил все, о чем только мог мечтать.
В пляжном коттедже мы с Эшли поселились в одной комнате, родители – в другой, а Самнеру был отведен диванчик в гостиной, который мама сама разбирала для него. Диван стоял как раз с противоположной стороны от кровати Эшли, и они перестукивались каждый вечер через стену. Самнер был уверен, что может придумать собственный шифр, но Эшли стучала в стену, как придется, а в ответ на «зашифрованное сообщение» Самнера открывала дверь в гостиную и громким шепотом спрашивала: «Что ты сказал?». Он переводил, и они хихикали. Эшли никогда не смеялась так много, как тем летом с Самнером. Моя сестра всегда была тихой и вежливой, взрывы хохота совершенно не вписывались в ее стиль поведения, но, как я уже говорила, Самнер менял все. С ним она становилась веселой и бесшабашной, встряхивала волосами и широко улыбалась, была дружелюбной и солнечной, как само лето.
Когда я вспоминаю о той неделе, проведенной на пляже в Вирджинии, я легко могу описать каждую деталь, от купальника, который надевала каждый день, до запаха чистых простыней на моей кровати. Я помню мамино лицо, усыпанное веснушками, папу, который обнимал ее за талию и целовал в щеку. Я помню, как собирала ракушки, и как по ночам шум прибоя за окном пел мне свою колыбельную. Я помню каждую из прогулок, на которые мы выбирались вечерами и кидали друг другу дешевый диск фрисби, пока не стемнеет настолько, что ты перестаешь вообще что-либо видеть. Эту неделю я помню, как ничто другое.