Потом остановилась и повернулась лицом к окну.
Хупай невольно отпрянул, хотя с такого расстояния, к тому же в полной темноте, заметить его было невозможно.
Цель снова развернулась, изящно, словно танцовщица, и наклонилась поднять что-то с пола.
— Уфф, — где-то далеко выдохнул Уивер.
Но Хупаю повезло больше, при лунном свете открывался прекрасный вид — полная молочно-белая задница.
У него мелькнула мысль: «Нас засекли», — но тут же улетучилась.
Палмер снова принялась шагать.
Так могло продолжаться до рассвета.
— Хватит, Свитхарт, — резко сказала Сильвия. — Мы теперь всю ночь будем это обсуждать? Что я, по-твоему, черт возьми, должна была сделать? Палмер застала меня в своей лаборатории третьего уровня.
— И ты дала ей свою визитку? Пара телефонных звонков, пять минут ее драгоценного времени, и она выяснит, что ты ей солгала.
— Ты боишься, что она выйдет на тебя через меня и разоблачит?
Он мрачно посмотрел на нее, и Сильвия подумала, уж не попала ли она в точку.
— Уж если парни Декстера не смогли ее остановить, если федералы не смогли за ней уследить…
— Так или иначе, ты теперь приманка.
Они начали спорить, съезжая с холма, продолжали пререкаться на протяжении последующих десяти миль, окончательно измучили друг друга на окраине Санта-Фе, после чего молча дулись.
Но спор возобновился, когда они остановились на парковке отеля «Эльдорадо», в тени, подальше от фонарей и луны.
— Обвиняй федералов, я тут ни при чем, — сказала Сильвия.
— Я обвиняю себя. Теперь я уже сомневаюсь.
— В чем это?
— Стоило ли приглашать тебя.
Глаза Сильвии расширились, в голове мелькнула мысль: вот прекрасная возможность уйти. За последние семь часов ее уверенность поколебалась, это дело одновременно привлекало ее и отталкивало. Это раздвоение касалось не только Палмер. Более пятнадцати лет назад, с самого первого занятия по психопатологии, она поняла все плюсы и минусы карьеры судебного психолога. Годы копания в психических расстройствах не прошли бесследно, ее двойственное отношение усилилось. А дело Райкера усугубило ситуацию. Ночные кошмары, жестокость убийц, сам Райкер, довели ее до того, что она уже начала думать, не бросить ли эту работу раз и навсегда. Выгореть дотла. Но до этого не дошло. Она всегда рассчитывала силы, чтобы не переступить черту, из-за которой нет возврата, и пройти весь путь до конца.
— Ты почти умолял меня работать с тобой, сказал, что тебе нужна моя помощь. И я поверила. — Она с упреком покачала головой. — А теперь, всего несколько часов спустя, ты чуть ли не бьешься в истерике, потому что Кристин Палмер до чертиков напугала меня в этой лаборатории, но я уже большая, так что…
Она прикусила губу, заметив выходящую из темного «кадиллака» женщину в испанском костюме. Отрывистое щелканье кастаньет подчеркнуло ее следующие слова, сказанные очень тихо:
— Не проси меня уйти.
Они стояли так близко друг к другу, что она чувствовала его дыхание на своем лице. При свете фонаря ей показалось, что в его глазах мелькнул страх, но неизвестно, боялся он за нее или чего-то другого. Помолчав несколько секунд, он прошептал:
— Хорошо.
Она продолжила, словно ничего не произошло:
— Я прекрасно понимаю, что Палмер опасный противник, профессионал, и мне не хочется сталкиваться с ней, но вот я стою здесь и пытаюсь поверить, что она серийный убийца. Где логика? С таким происхождением, талантом, карьерой — зачем ей убивать?
— Как раз это тебя ослепляет — карьера, талант, происхождение, — но это не имеет отношения…
Они замолчали, выжидая, пока танцовщица — каблуки звонко стучат по асфальту — пройдет мимо них. Свет фонаря выхватил из темноты пышное алое платье в оборках, красные губы, черные глаза и волнистые черные волосы.
— …потому что это дает ей власть. И удовольствие.
— Ты правда уверен, что причина в этом?
— Абсолютно.
Свитхарт следил за танцовщицей, пока она не скрылась в дверях отеля, потом посмотрел на Сильвию:
— И ты еще сомневаешься?
— Но ты только начал перечислять наиболее очевидные аспекты виктимологии и… — Сильвия умолкла, сбитая с толку, словно пропустила момент, когда они сменили тему. Она нахмурилась:
— Ты сам сказал, что собрать данные и заполнить бланки — дело пяти минут.
— Никакие данные не изменят примитивную мотивацию. Палмер — психопатка. Блистательная, роскошная, престижная упаковка, но в сердцевине находится психопатия. Не обманывайся.
— Ты уже знаешь наверняка? Тогда поделись своим секретом. Пожалуйста.
— Не глупи. — Он сжал губы и напрягся, отгораживаясь от нее. — Я жду, когда ты начнешь думать.
— Возможно, ты прав, — медленно произнесла Сильвия. — Ты уже все разгадал, может, я тебе и не нужна.
Но заметив, что он расслабился, она поняла, что не хочет, чтобы он оттолкнул ее, отстранил от расследования. Она хотела остаться в деле, в основном потому, что в глубине души понимала, что Свитхарт не знает, насколько сильно в ней нуждается.
Поэтому она словами вынудила его защищаться:
— Ты говоришь, как отвергнутый любовник.
— А ты как разочарованная фанатка. — Он заглотил приманку почти с жадностью. — Двинутая школьница.
Их глаза встретились. Она понимала, что Свитхартом движет одержимость, переходящая все пределы. Если кто и был ему ровней, то лишь она. Но опять же, ею двигали не честолюбие и амбиции, а щемящее чувство, что ее друг и коллега уже на грани.
«Но на грани чего?» — подумала она, и эта мысль сама по себе показалась ей мелодраматичной.
Тягостное молчание прерывалось далекими звуками гитары, затем цыганский певец запел свою печальную песнь. Сильвия вздрогнула, не от холода, но от беспокойного ощущения. Она повернулась от Свитхарта к отелю, к музыке. В некоторых номерах горел свет, какая-то женщина прошла сквозь раздвижные стеклянные двери, на пятом этаже у окна стояла одинокая фигура.
— А может быть, Палмер права, — сказала она тихо. — Возможно, Дуг Томас покончил с собой. Или случайно отравился — у нас даже нет доказательств, что это токсин. И Декстер нам ничем не помог.
Качнув головой, она заговорила громче:
— И как мы отличим информацию от дезинформации?
— Тише ты, — прошипел Свитхарт, — в крови доктора Томаса обнаружили токсин. — Он протянул ей свой наладонник, на экране которого светились зеленые буквы и цифры. — Вот результаты последнего анализа крови. Установлено отравление нейротоксином.
— А каким, известно?
— Нет. — Он помолчал. — Но я по своим каналам разузнал, чего Дрю Декстер не захотел или не смог сказать нам в лаборатории. Последние восемь лет исследования Палмер сосредоточены на ядовитых динофлагеллятах.
— Динофлагелляты — это водоросли?
— Одноклеточные микроорганизмы, очень примитивные, их можно отнести и к животным, и к растениям. За некоторым исключением, динофлагелляты — необходимые и полезные звенья пищевой цепи, как пресных, так и морских вод. Палмер как раз интересуют исключения: динофлагелляты с отклонениями, способные вырабатывать чрезвычайно опасные нейротоксины. — Он сдвинул брови. — Эти же токсины используются в экспериментах с нервно-паралитическим газом для военных целей. Рвота, паралич, нервное расстройство, смерть — типичные симптомы, которые объясняют, почему человек ни с того ни с сего въехал в грузовик.
Сильвия беспокойно переминалась с ноги на ногу. Ужас происходящего наконец дошел до нее.
— Господи, так вот чем они развлекаются там, на холме! — Она отбросила с лица свои темные волосы. Чуть слышно раздавался испанский напев в ритме девять восьмых.
Светофоры на соседних улицах замигали — значит, скоро полночь. Нужно ехать домой, найти Мэтта. За последние сорок минут она несколько раз звонила ему на сотовый. Тот не отвечал, и она послала несколько сообщений, приправленных комментариями Свитхарта, который неотлучно находился рядом: