Сальваторе протягивает руку, хлопнув меня по плечу.
— Хочешь, я налью тебе чаю, и мы сможем поболтать об этом за серией "Доктора Фила"15?
Нежеланная улыбка расплывается у меня на лице.
— Попомни мои слова. В один прекрасный день тебя пристрелят за то, что ты мудак.
— Только если меня не пристрелят в задницу, — ухмыляется он.
Я хочу избавиться от плохого настроения, но даже несмотря на легкомысленный юмор Сальваторе, над головой нависает темное облако.
— Никогда не влюбляйся, брат. Она отвергнет твои приглашения и разобьет тебе сердце.
Сальваторе насмешливо фыркает и закатывает глаза. Он откидывается на спинку кресла, небрежно закидывая ноги на стол, что является явным признаком его самоуверенности.
— Ты не влюблен, Ник.
— Снова начинаешь? — Спрашиваю я, нахмурившись, ошеломленный его заявлением. — Ты будешь говорить мне, что я чувствую?
Брат смотрит на меня с усталым выражением лица, его голова медленно покачивается из стороны в сторону.
— Ну-ну, Ник, не сердись на меня, — говорит он, поднимая руки в знак мира. Его тело находится в состоянии повышенной готовности, ожидая моей реакции. — Я просто говорю тебе, как я это вижу. У тебя возникли чувства из-за вынужденной близости с этой девушкой. Ты ее не любишь. Это как Стокгольмский синдром, но только с тем, с кем ты согласился жить. У этого есть название, профессор Большой Мозг?
Жаль, что Сальваторе не били по голове за его острый язык. Он явно это заслужил.
— Не философствуй, Салли. Это не соответствует твоему интеллектуальному статусу.
— Ты называешь меня глупым? — Спрашивает он, вздернув бровь. — Потому что, если ты хочешь подраться, так и скажи. Я надеру тебе задницу, Никки.
Не знаю, как мы дошли до этого, но я устал. Я поднимаю руку в знак примирения. Мы с Сальваторе раньше никогда не ссорились. Я ссорился с Данте из-за того, что он самый старший, и злился на Лучано из-за того, что он самый младший и к нему лучше всех относятся, но мы с Сальваторе всегда были друзьями. Мы были средними детьми, которые привыкли к тому, что они не наследники и не дети.
— Серьезно, — я встречаюсь с ним взглядом. — Что ты имеешь в виду, говоря, что я не влюблен?
Он избавляется от своего гнева так же быстро, как и я.
— Любовь должна быть легкой, — пожимает плечами Сальваторе. — Вы с Катериной были влюблены. А с Кристин вы просто хотите выебать друг другу мозги.
— Ты ошибаешься. — Я оглядываюсь в поисках бутылки пива, которую ранее держал в руках. Однако она валяется на столике рядом со мной, и я вижу, что она пуста. — Я не любил Катерину.
Сальваторе неодобрительно цокает языком.
— Не согласен. — Он наклоняется вперед, упираясь локтями в колени. — Вы двое встретились и поженились без каких-либо споров. У вас был достаточно счастливый брак. Вы пытались завести детей; ты заботился о ней, когда она болела, и ты был верен, когда другие мужчины в твоей ситуации явно поступили бы иначе.
— По-моему, это называется "делать минимум", — поправляю я своего брата. — Мы встретились и поженились без споров, потому что она была покладистой женщиной. Наши отцы уже договорились о цене; нам оставалось только внести свою лепту. — Отец сказал мне, что если я не буду вовлечен в семейный бизнес, то, по крайней мере, смогу укрепить семью, женившись на женщине по его выбору. Я не ожидал, что у этой женщины уже будет семья, но что мне оставалось делать? Я не мог отказаться только потому, что она была старше меня и имела ребенка от предыдущего брака.
— Да, но ты мог бы возненавидеть ее. Данте ненавидел Адалину. Они дрались как кошка с собакой, — замечает Сальваторе.
Наш старший брат – это отдельный случай.
— Не думаю, что это справедливое сравнение. У Данте и Адалины была сложная история. Мы с Катериной виделись мимоходом, но, кроме того, что мы знали имена друг друга, мы были совершенно незнакомы. — Если бы Данте женился на незнакомке, возможно, он был бы счастливее.
— Не говоря уже о том, что отец каждый месяц отчитывал меня за то, что Катерина не беременела. — Я не утруждаю себя упоминанием о том, что с Данте обращались иначе. Я возмущен тем, как отец обращался со мной, потому что он видел во мне аутсайдера. Я вырос без желания быть винтиком в семейной машине Кастильоне, и это сжигало его изнутри.
Сальваторе смотрит на меня с сочувствием. Он был свидетелем нескольких споров между мной и Фаусто Терлицци по поводу бесплодия моей жены. Я никогда не забуду тот день, когда я сказал Фаусто, что у моей жены рак четвертой стадии и, скорее всего, она умрет в течение года. Он посмотрел мне прямо в глаза и сказал: ‘Хорошо. Может быть, следующая подарит тебе сына.’ Как будто жизнь Катерины была бессмысленной, потому что она не могла родить мне детей.
— Но ты никогда не изменял ей. — Сальваторе прерывает ход моих мыслей. — Ты был верен Кэт. Даже когда она была на смертном одре и доживала последние дни, ты не завел любовницу и не попросил отца начать поиски второй жены. Ты заботился о Катерине, пока она не оказалась в земле.
То, как брат характеризует меня, унизительно. Я не помню, чтобы был таким, как он говорит. Я знаю, что преданно ждал кончины своей жены, но это было не из преданности ей или нашему союзу. Я заботился о Катерине в ее последние дни, потому что этого от меня ждали.
Кристин была дома, наблюдая за смертью матери, и ей нужен был кто-то, кто был бы сильным ради нее. Ей нужен был кто-то, кто заботился бы о ее матери, пока она целыми днями была в школе. Ей нужно было, чтобы кто-то подписывал разрешения и выслушивал ее юношеские драмы, потому что она была всего лишь подростком. Кристин была недостаточно взрослой, чтобы делать все то, что я делал для Катерины, поэтому я делал это за нее.
— Я люблю ее уже много лет, — бормочу я, хмуря брови.
Сальваторе оглядывается по сторонам, словно ищет того, с кем я разговариваю.
— О чем ты говоришь?
— О Кристин.
Он вскидывает руки в знак поражения и снова опускается в кресло.
— Опять это, — жалуется он.
Да, опять.
— Я люблю Кристин уже много лет, Сэл. Ты сказал, что любовь должна быть легкой, и так оно и было. Я не был влюблен в нее, когда ей было пятнадцать, — объясняю я, — но все, что я делал для нее и Катерины в те последние несколько месяцев, было потому, что я любил ее. — Это была любовь, которая с годами только крепла и менялась.
— Ладно, может, ты и любишь девушку, — допускает Сальваторе. — Но ты не влюблен в нее.
Я качаю головой в знак несогласия, как только эти слова слетают с его губ.