— Джио, ты куда, приятель? — Мне требуется полдюжины шагов, чтобы добраться до его стула. Я кладу руку на спинку и останавливаю его. Он продвинулся всего на пару футов от того места, где начал, но дальше он не продвинется. — Нам нужно еще кое-что обсудить.
Он стискивает зубы и сдерживает крик, не желая, чтобы мы увидели его слабость.
— Отпусти меня, Терлицци. Ты пожалеешь об этом, если не сделаешь этого. Мой отец придет за тобой.
Я обхожу стул и кончиком биты отталкиваю его назад.
— На это я и рассчитываю. Ты думаешь, я боюсь Леонардо Лукателло? Думаешь, я боюсь дряхлого старика?
— Ты боялся, когда женился на Кэт, — насмехается он.
— Я испытываю здоровое уважение к Леонардо. А к тебе у меня нет никакого уважения. Особенно после того трюка, который ты провернул с Рокко. Скажи мне. Ему нравилось избивать мою жену? — Я снова замахиваюсь битой, целясь ему прямо в грудь. Вес биты в моих руках одновременно успокаивает и пугает, это инструмент защиты и разрушения. — Ему нравилось смотреть, как она корчится от боли?
Джованни встречает мой взгляд с неприкрытой паникой в глазах. И все же, несмотря на свою тревогу по поводу того, с чем ему предстоит столкнуться, он сплевывает на пол и уверенно выпячивает грудь.
— Ему это чертовски понравилось. Жаль, что я не снял это на видео.
Когда я опускаю биту, она с тошнотворным звуком ломает ему ребра. Джованни кашляет, и кровь брызжет у него изо рта, окрашивая бетон в виде чернильной кляксы Роршаха26.
— Кажется, я вижу бабочку, — объявляю я с улыбкой. — Интересно, каких еще животных ты можешь создать.
Мои братья наблюдают, как я обращаюсь с Джованни словно с человеческой пиньятой. Каждый взмах биты вызывает новый всплеск крови. Мой свадебный костюм испорчен. На дорогих запонках останутся контрастные воспоминания об этой ночи: женитьба на любви всей моей жизни и то, что едва не оборвало жизнь ее дяди.
В какой-то момент Джованни теряет сознание. Его лицо становится неузнаваемым, оно представляет собой мозаику из черных и фиолетовых синяков от ударов битой. Лужи крови разбрызгиваются в радиусе десяти футов вокруг него. Его тело обмякает и становится безжизненным, словно смерть уже начинает подкрадываться к нему.
Я бросаю оружие, и металлическое эхо разносится по комнате, когда я приседаю, чтобы оказаться на уровне Джио. Я хватаю его за подбородок и заставляю посмотреть мне в глаза; его веки трепещут, несмотря на припухлость. Я едва могу разглядеть белки его глаз из-за лопнувших кровеносных сосудов.
— Ты думаешь, что ты такой крутой, не так ли? Но единственная причина, по которой ты жив сегодня, – это добрая воля Данте. Если бы это зависело от меня, ты был бы мертв.
Он ничего не говорит, но вместо этого хрипит, пытаясь отдышаться, потому что сломанные ребра грозят проткнуть его легкие. Вонь пота и мочи заполняет пространство между нами. Он окровавлен и сломлен, и я должен был бы испытывать чувство удовлетворения, но вместо этого чувствую пустоту и оцепенение внутри.
— Но раз уж я не могу убить тебя, я хочу, чтобы ты посмотрел, как я превращу твоего брата в кровавое месиво. Если ты отключишься, Джованни, поверь мне, тебе не понравится то, что ты увидишь, когда очнешься.
Я подхожу к висящему мешку из кожи и костей, который когда-то был похож на Марко Лукателло, и выплескиваю остатки своего гнева с помощью кулаков. Каждый раз, когда я прикасаюсь к его телу, он испускает крещендо боли и страданий в виде ворчания и стонов. С каждым ударом я чувствую, как меня отпускает гнев, который так долго копился во мне. Но этого недостаточно. И никогда не будет достаточно. По крайней мере, пока Кристин не будет в безопасности.
— Данте, — киваю я брату, задыхаясь от напряжения.
Мой старший брат знает меня настолько хорошо, что мне даже не нужно озвучивать свои желания вслух. Он делает шаг вперед, уверенно заменяя меня и обрушивая шквал ударов на и без того покрытое синяками и кровью тело Марко. Мой взгляд лениво блуждает, а борьба покидает мое тело с каждой секундой.
Адреналин подтолкнул меня к этому. Месть заставила меня сделать это. И теперь, когда я потребовал кровавой расплаты за то, что эти ублюдки сделали с Кристин, я слишком вымотан, чтобы продолжать.
— Ник! — кричит кто-то.
Это последнее, что я слышу перед тем, как теряю сознание.
Глава 53
Никколо
Через несколько мгновений ко мне возвращается сознание, и, проснувшись, я вижу, что Данте сидит на земле рядом со мной и бьет меня по лицу.
— Ник, очнись, блять. Черт возьми. Лучи, помоги ему!
Я поворачиваю голову в ту сторону, куда указывает Данте, и вижу, как Сальваторе пытается поднять Марко с пола.
— Кто-то подрезал его путы, — хмурюсь я.
Мой старший брат вздыхает с облегчением.
— Хорошо. Ты очнулся. Помоги мне затащить Джованни в фургон.
В голове мутнеет, и я изо всех сил пытаюсь подняться с земли. Данте протягивает мне руку, чтобы помочь, но быстро отказывается от этого жеста, чтобы помочь Сальваторе.
Я замечаю, что тяжелая металлическая бита, которую я использовал ранее, исчезла. Стул, к которому был привязан Джованни, забрызган его кровью, но оставлен в центре заброшенного здания.
— Может, взять это? — Хмурюсь я.
Данте шлепает меня по руке.
— Хватай его за ноги, Никколо. — Его тон терпелив, но во взгляде читается настойчивость. Его глаза умоляют меня осознать всю серьезность его слов, убеждая не терять времени.
Несмотря на то, что в голове у меня творится полная неразбериха, я заставляю себя переставлять ноги. Пока Сальваторе и Лучано пытаются вытащить Марко из здания и затащить в фургон, мы с Данте проносимся мимо них и запихиваем Джованни внутрь. Мои руки в крови, костяшки пальцев покрыты синяками и начинают опухать. Я опускаю взгляд на свои ботинки и вижу красные капли, засохшие на коже. Даже некогда безупречная белая ткань моей рубашки испачкана кровью Лукателло.
— У тебя шок. — Данте кладет руки мне на плечи. — Ты впервые делаешь что-то подобное, так что это нормально. Пусть Лучи отвезет тебя домой, а мы с Салли отвезем этих двоих в больницу.
Я начинаю качать головой в знак несогласия.
— Мне нужно довести дело до конца. — Я должен присутствовать, когда мы привезем их в больницу. Мне нужно быть уверенным, что, когда я вернусь к Кристин, то смогу сказать ей, что ее дяди живы.