— Это безумие; этот план – безумие. Он никогда не согласится. Ты чуть не убил его наследников. Обоих наследников, — подчеркиваю я. — Он никогда не простит тебя.
— Мне не нужно, чтобы он прощал меня, — тон Никколо становится жестче. — Мне нужно, чтобы он пообещал, что не будет мстить ни тебе, ни семье. Потому что теперь ты одна из нас, Кристин. И, клянусь Богом, если он причинит тебе боль или пошлет кого-нибудь навредить Терлицци, я покончу со всем родом Лукателло.
Его слова пробирают меня до костей; я никогда раньше не видела Никколо с такой стороны. Он всегда был нежен со мной. Даже когда трахал меня у стены душевой, он был максимально нежен.
А вот этого кровожадного мужчину, готового убивать, если потребуется, ради моей безопасности, я никогда раньше не встречала.
— Я люблю тебя, Кристин. Вчера, когда ты сказала, "в лучшие времена, и в худшие" – именно это и было самым худшим. Дальше все может быть только лучше. Я должен был сделать это ради нас, dolcezza, ты должна это понять.
Он встает с дивана и опускается передо мной на колени.
— Как мы дошли до этого, не имеет значения. То, через что мы прошли, осталось в прошлом. С этого момента все, что имеет значение, – это ты и я, навсегда, до конца наших дней.
В этот момент я забываю о насилии и хаосе. Я понимаю, почему он боролся за меня. Я ценю, что он рисковал своей жизнью ради нас. Все страхи и сомнения, грозящие поглотить мой разум, рассеиваются, как туман в лучах солнца.
Я наклоняюсь вперед и прижимаюсь к его губам, убеждая себя, что если бы все могло сложиться иначе, то именно так бы и произошло.
Никколо должен был встретить и жениться на моей матери...
Мама должна была заболеть раком и умереть...
Три года мне пришлось быть его падчерицей...
Ему пришлось следовать своим постыдным желаниям в отношении меня...
Мы должны были быть вместе в университете…
Джованни пришлось устроить мой брак с другим мужчиной…
Мой новый жених избил меня…
Нам с Никколо пришлось быстро пожениться…
Ему пришлось избить моего дядю бейсбольной битой...
Иначе нас бы сейчас здесь не было.
Его грубые, мозолистые руки обхватывают мое лицо, когда он отвечает на мой поцелуй.
Наша история не могла сложиться иначе. И, оглядываясь назад, я бы этого не хотела.
Каждое наше прикосновение, каждое мгновение, проведенное вместе, – это напоминание о том, какой путь нам пришлось пройти, чтобы оказаться здесь. Мы тысячу раз боролись за то, чтобы оказаться в объятиях друг друга, и оказалось, что Кей была права: оглядываясь назад, все это обретает смысл, даже если тогда так не казалось.
Эпилог
Кристин
• 1 неделя спустя
Я собираю волосы в тугой пучок на макушке. От предвкушения и нервов у меня дрожат руки, когда я кладу их обратно на колени, пытаясь успокоиться.
— И ты уверен, что это безопасно?
— Если бы это было не так, я бы не позволил тебе быть здесь, — настаивает Никколо. — Но доктор Стоун сказал, что Джованни еще слишком слаб, чтобы что-то сделать, не говоря уже о том, чтобы причинить тебе боль.
Я помню доктора Стоуна. Он казался очень милым мужчиной до тех пор, пока не сказал мне, что сообщил о моих травмах Данте.
— Я не должна нервничать, верно? Он не может причинить мне боль. Я должна чувствовать себя в безопасности. — Я говорю эти слова Никколо, но на самом деле обращаюсь к самой себе.
Теплая рука мужа тянется к рукаву моей рубашки, а затем ложится на мою руку. Его прикосновение вселяет в меня чувство уверенности, которое сразу же успокаивает мою тревогу.
— Это нормально, что ты нервничаешь из-за этого. Последние несколько раз, когда ты видела своего дядю, были травмирующими. Он привел Рокко в колледж, и ты попала в больницу. Затем он появился на твоей свадьбе и испортил вечеринку. Нервничать перед встречей с таким человеком – совершенно нормально.
Я повторяю его слова в своей голове. Совершенно нормально. Совершенно нормально. Совершенно нормально.
— Я буду рядом, несмотря ни на что, и мы сможем уйти в любой момент. Нам даже не обязательно заходить внутрь, если ты не хочешь, — уверяет он меня. — Все зависит от тебя. Что бы ты ни захотела, мы это сделаем.
Мой взгляд задерживается на внушительном входе для посетителей больницы Святого Франциска, а в голове уже прокручиваются следующие несколько минут в ярких деталях.

Я уже вижу, как вхожу в двери вместе с Никколо и регистрируюсь как Кристин Терлицци. Они спросят, кем я прихожусь пациенту, и я скажу им, что являюсь его племянницей, недавно вышедшей замуж.
Нас отправят на пятый этаж, где находится мой дядя, и я зарегистрируюсь у другой стойки. Дежурная медсестра проведет нас в его палату, тихо сказав по дороге, что у него не было посетителей.
Я проигнорирую его изуродованное тело, неподвижно лежащее на кровати, и скажу, что все кончено, что дедушка согласился на условия, выдвинутые Данте. Я скажу Джованни, что он никогда больше не посмеет поднять руку на меня или Никколо, иначе поплатится жизнью.

— Пойдем домой, — решаю я.
Мне не нужно быть свидетелем того, как Джованни сойдет с ума, если я буду следовать своему плану. Доктор Стоун информирует нас о его состоянии с тех пор, как он попал в больницу неделю назад, но новости далеко не обнадеживающие. Хотя у моего дяди с каждым днем наблюдаются небольшие улучшения, одна рука и обе ноги остаются в тяжелом состоянии. Из-за этого он не может двигаться. Тонкая проволока удерживает его челюсть, не позволяя общаться. Он подключен к дюжине аппаратов, которые отслеживают каждый его вдох и биение сердца. Хотя он не может говорить, я знаю, что в глубине души он сходит с ума.
Никколо поворачивает ключ в замке зажигания с удовлетворительным щелчком. Машина оживает, из динамиков звучит музыка, когда обогреватель обдувает нас горячим воздухом.
— Ты уверена? Вчера ты очень хотела его увидеть.
Я хотела увидеть Джованни, чтобы сказать ему в лицо, что его план не сработал.
Я хотела увидеть выражение его глаз, когда скажу ему, что, несмотря на то, как сильно он хотел контролировать мою жизнь, он больше никогда меня не увидит.
И я хотела поблагодарить его за то, что он привел меня в объятия человека, которого так ненавидел.
Если бы он не появился на выходных в День благодарения, чтобы объявить о моем новом браке по расчету, я бы попыталась сбежать от Ника. Мне было стыдно за свои чувства к нему, и я ненавидела его угрозы сделать меня беременной против моей воли. Если бы не Джованни, возможно, мы с Никколо были бы всего лишь бывшим отчимом и бывшей падчерицей.