— Прикажете принести бумагу и чернила для писем, пани?
— Да, — казалось, Анна задумалась о чем-то. Потом тряхнула головой и повторила уже уверенней. — Да, бумагу и чернила. И попроси никого не беспокоить меня.
— Да, пани, конечно.
Сегодня графиня выглядела еще печальней и задумчивей, лицо ее казалось ликом фарфоровой куклы, но откуда на лице убитой горем вдовы этот лихорадочно горящий румянец?
Мартина сделала торопливый книксен и покинула столовую. Притворив за собой дверь, она горячо зашептала:
— Только бы не повторился давешний приступ! Храни ее Дева Мария, как и всякую невинную душу!
Дом, казалось, навеки покинули смех и человеческое веселье.
— Когда-нибудь этот дом развалится… — пробормотала девушка, налегая на дверь в графский кабинет. Старое, когда-то дорогое, дерево рассохлось, и теперь дверь поддавалась с трудом.
Мартина внезапно ощутила резкий порыв холода, и ей захотелось закутаться в шаль, забиться в темный угол и заткнуть уши руками — только бы не слышать звуков пустого дома, шелеста струй дождя по стеклу и гулкого боя часов.
Передернув плечами, девушка быстро зашагала по коридорам, не глядя по сторонам, ведь каждая тень заставила бы ее вздрогнуть сейчас.
На кухне жарко горел огонь. Наверное, сейчас это было самое уютное и теплое место, которое только можно было найти. Где-то в соседней комнате, должно быть, спала Вик. Во всяком случае, когда Мартина заходила проведать девочку пару часов назад, та даже не собиралась просыпаться. До какой же степени надо было устать, чтобы проспать больше суток!
— …всем нам тяжело, — донесся от самого очага голос кухарки, — но мы должны держаться, мы же графские слуги!
— Нет-нет, — вторил ей дрожащий от рыданий голос второй служанки, Терезы — молодой нервной женщины со следами оспы на бледном вытянутом лице, — это место нечисто, нехорошее место! Завтра же попрошу расчета! Ноги моей больше не будет в этом проклятом доме!
— Что такое, дедушка Йиржи? — озабоченно склонилась Мартина к уху старого графского кучера.
— А ничего, — согнутый пополам старик раскуривал трубку от уголька, — глупые клуши эти бабы. Вот я. Служил еще тогда, когда их и на свете-то не было, а ни разу слова не слышал. И при прошлых хозяевах служил, и при этих еще послужу. А ты, девка, — он неожиданно сжал запястье Мартины своей сухой шершавой ладонью, — иди-ка в церковь да помолись за душу нашей барышни.
За Мартиной негромко захлопнулась дверь, но этого хватило, чтобы разбудить Викторию. Она оторвала голову от мягкой подушки и непонимающе огляделась: что это за место? Чья это комната? Первый раз за последние семь лет она спала на широкой кровати под шерстяным одеялом — в приюте такая роскошь была непозволительна, что уж говорить о ее свободной жизни на улице.
Она припомнила, что это служанка той самой графини разрешила ей переночевать в поместье: разумеется, с условием, что пани Анна ничего не узнает.
А еще Вик вспомнила, зачем она осталась в этом доме. Конечно! Удостовериться в том, что все ее опасения насчет этой Анны правдивы и интуиция ее не подвела, найти доказательства. Все что угодно, лишь бы пан Тесарж поверил, что за ужасное существо представляет собой эта Анна Варвик.
Вик аккуратно выглянула в коридор: никого не было, и дом, казалось, заснул, и она могла беспрепятственно гулять здесь, сколько ее душе взбредет.
Дом был большой, что-нибудь в нем да обнаружишь. Первая мысль — найти комнату графини Анны и посмотреть, каких скелетов скрывает её шкаф.
Оглядевшись, Вик тихонько двинулась вверх по лестнице. Перила были резные, красивые; маленькие бронзовые фигурки нимф поддерживали их у основания лестницы. Настоящее красное дерево, отполированное до изящного, почти металлического блеска. Ступени тоже из дерева, и так хорошо подогнаны, что не издавали ни скрипа. Шаги скрадывал толстый ворс красного, под цвет бархатных портьер на окнах, ковра. Все было сделано со вкусом. Глядя на все это, где-то в сердце у Вик больно кольнуло. Если бы не тот монстр, она могла бы жить так же, а не спать на продуваемой всеми ветрами улице и питаться помоями.
Вот он — заветный коридор. Несколько дверей, теплый свет масляных ламп, несколько картин, изображавших античные сюжеты — новинки живописи здесь были не в почете, а слухи о французских импрессионистах оставались для графини всего лишь слухами. Все правильно. Ничего подозрительного. Типичный дом богатого человека.
Комната Анны, к большому разочарованию девочки, тоже не представляла собой ничего интересного. В центре под бархатным балдахином стояла большая кровать. Почему-то Вик была уверена, что такое чудовище, как эта женщина, не будет спать на мягкой кровати — тут скорее бы подошел гроб. Черный гроб в темной, мрачной комнате, освещаемый лишь одной свечой. А здесь все было в бордовых тонах — обои, обшивка мебели, даже пушистый ковер на полу. Этот цвет начал уже порядком выводить Вик из себя. На прикроватной тумбочке стояла баночка пудры, пустая до половины — ей, видимо, часто пользовались. Крышка была неаккуратно закрыта, и часть пудры оказалась рассыпанной. Рядом лежала открытая где-то на середине книга, перевернутая страницами вниз. «Любовь-целительница», Мольер — прочитала Вик название на французском, этому языку ее научили гувернеры за те недолгие годы, что она жила в богатстве и роскоши. Любовь и правда лечит?
В углу стоял комод, на нем — шкатулка с драгоценностями. Чуть-чуть приоткрытая. Опять алый и бордовый, на этот раз — рубины. Вик заворожено перебирала в руках драгоценности, плененная красотой камней и изяществом оправы. Ни одной серебряной вещи, даже маленькой заколки для волос или броши, она не смогла найти. Странно, ведь этот металл всегда был в почете у богатых дам — у них дома в Лондоне можно было найти множество серебряных безделушек.
А затем Вик подняла голову…
Анна не так давно переехала в поместье, и единственная комната, которую успела оборудовать по своему вкусу, была спальня. Раньше в этой комнате спала леди Сэнж, здесь она долго болела и здесь же умерла. Но вампирша не была сентиментальна, поэтому она без малейших зазрений совести приказала выкинуть вещи хозяйки из комнаты, чтобы переехать туда самой. Только некоторые особенно приглянувшиеся вещи из спальни остались, в том числе портрет леди Сэнж, написанный лет восемь назад и висящий рядом с комодом в тяжелой позолоченной раме. Его Анна планировала снять в ближайшее время, повесив на это место свой собственный. Нужно было пригласить хорошего мастера из Вены, чтобы тот изобразил графиню. Анна так хотела свадебный портрет.
Крик ужаса и удивления вырвался из груди Виктории, когда она увидела на стене дома графини Анны портрет свой бабушки. Бабушка Вероника, леди Сэнж… Совершено такая, какой ее запомнила Вик много лет назад. Но что, что этот портрет может здесь делать?! Виктория в ужасе пошатнулась и без сил осела на пол, увлекая за собой шкатулку с драгоценностями Анны Варвик.
К несчастью для Вик, стены в доме были тонкими, и Мартина, которая убирала соседнюю комнату, услышала крик, доносившийся из покоев пани Анны. Первой ее мыслью было — что-то случилось с хозяйкой — неужели очередной приступ?! Но Мартина вспомнила, что пани находилась внизу, а комната ее пустовала. Кто это? Воры? Или… привидение покойной хозяйки? Самые разные мысли пронеслись в голове девушки, пока та не открыла дверь в спальню.
— Боже мой! — воскликнула она.
В тусклом свете лампы девушка увидела лежащую на полу без сознания Вик. Которая, как полагала сама Мартина, должна была спать в отведенной ей комнате, а вовсе не лежать на полу хозяйской комнаты! Рядом с ней валялись разбросанные по полу украшения пани Анны, среди которых Мартина узнала и любимое ожерелье графини — рубины в обрамлении золота. Страшная мысль закралась в сознание девушки.
— Тебе придется объяснить, что ты здесь делаешь, — тихо проговорила она, похлопывая Вик по щекам, чтобы та пришла в себя.