Где-то зазвучал переливчатый женский смех, за которым последовал длинный, протяжный стон. Эротический.
Эротический стон Шейда. Она узнала бы этот звук где угодно. Неужели они пытают его сексом?
Ублюдок. Она ненавидит его. И вместе с тем уверена, что как раз перед тем нападением оборотня он спас жизнь ее брату. И, говоря по правде, и ее тоже.
Руна встретила его, когда в ее жизни настала черная полоса. Чувствуя себя вдвое старше в свои двадцать пять лет, она так и не оправилась после смерти матери четыре года назад. Та умерла, одинокая и несчастная, по вине ее, Руны. Но чем тут она могла помочь?
Одна из ее работниц, девушка с пирсингом и зелеными волосами, все время подшучивала над Руной из-за того, что та никогда не рискует, и, возможно, именно поэтому ее бизнес захирел. Никаких рисков ни в любви, ни в бизнесе, ни в жизни. И куда это ее привело?
Жила ли она по-настоящему полной жизнью?
Ответ на эго был болезненно очевиден, особенно потому, что чувство вины убивало ее гак же верно, как тот недуг, что поразил Эрика. Руна с безжалостностью религиозного фанатика отказывала себе во всем, что хотя бы отдаленно напоминало удовольствие. Как она может позволить себе испытывать то, чего лишила свою мать?
Ни дня не проходило, чтобы она не вспоминала о том, как разрушила родительский брак и подтолкнула маму в пучину депрессии. Сколько бы раз Эрик ни пытался внушить ей, будто она должна простить себя за то, что рассказала матери об отцовской измене, она не могла. Брат не знал ее тайны: в глубине душа Руна боялась, что сделала это не из заботы о маме.
Сделав это, она намеренно причинила боль отцу.
В тот день, когда Шейд вошел в ее жизнь, Руна впервые задумалась, будет ли ей ради чего жить, когда Эрика не станет.
Он неторопливо вошел в ее кофейню, огромный, великолепный, стуча мотоциклетными ботинками по полу, мягко поскрипывая кожаными штанами и курткой, с пиратской серьгой в левом ухе, поблескивавшей на свету. На правой руке темнела татуировка, как и на правой стороне шеи, и ей стало интересно, составляют ли они единое целое.
Взоры всех женщин устремились на него. Все мужчины отвели глаза.
— Ох, вот это мужик, — прошептала Эспик, — настоящий самец!
Невозможно было оторваться от него, пока он приближался к стойке, глазами удерживая взгляд Руны.
Эспик задышала тяжело и часто.
— Вот он, твой шанс, Руна. Хватай его, давай же, иначе, клянусь, это сделаю я.
Шейд остановился перед Руной.
— Кофе.
Это слово слетело с его губ так, словно он приглашал ее к оргазму.
— Да, — прошептала она, потому что он мог бы дать ей… ох, ну конечно. Кофе. Она прочистила горло. Дважды. — Обычный, большой или гранд?
— Тот, который самый большой.
— Какой кофе предпочитаете?
— Крепкий и горячий.
— Молоко? Соя? Сливки?
— Ад и все дьяволы. — Он положил ладони на стойку и наклонился вперед. — Просто. Кофе.
Его напряженный взгляд нахально оценивающе ощупал ее фигуру, что должно было возмутить, но лишь заставило сердце биться быстрее.
— Хотя я соблазнился бы на что-нибудь послаще.
Эспик подтолкнула ее локтем и шагнула вперед.
— Руна у нас стеснительная. У вас есть мотоцикл? Потому что она любит мотоциклы. Бьюсь об заклад, ей хотелось бы посмотреть на него.
— Эспик!
Щеки Руны вспыхнули от смущения.
— Руна, — мягко проговорил мужчина в коже, словно пробуя ее имя на вкус. — Хотите прокатиться?
— Хочет, хочет, — ответила за нее Эспик и поставила перед ним его кофе.
Руна покачала головой:
— Хорошо, — сказал он и бросил на стойку десять долларов. — Сдачи не надо. Пошли.
Не успела она вымолвить и слова протеста, как он схватил свой кофе, обошел стойку, взял ее за руку и повел к задней двери. Она уперлась ногами в порог.
— Послушайте, мистер…
— Шейд.
Странное имя. Хотя, впрочем, она работает с девушкой, которая называет себя Эспик.
— Мистер Шейд.
— Просто Шейд.
— Ну, значит, Шейд. Боюсь, я никуда с вами не поеду.
Он вскинул черную бровь и распахнул дверь.
— А кто сказал, что мы куда-то поедем?
— Но вы предложили прокатиться.
Ее широкая юбка обмоталась вокруг икр, когда он увлек ее в узкий переулок.
— Ага.